Он родился в семье полкового священника в селе Павлово Горбатовского уезда Нижегородской губернии. Первые десять лет жизни, проведенные в почти постоянных перемещениях по России - издержки полковой службы отца, - привили мальчику страсть к путешествиям. Николай не боялся бродить один по полям и лесам, а вечерами, уединившись дома в тихом уголке, раскладывал свои дневные находки: камни - в ящики, растения - в гербарий, устроенный между страниц объемистых томов "Всемирного путешественника"1.
Получать систематическое образование Альбов начал в 1875 году в шуйской прогимназии. В 1884-м, блестяще окончив владимирскую гимназию, он поступил в Московский университет на физико-математический факультет. Однако студенческая полуголодная жизнь и большие нагрузки подорвали молодой организм, и так-то не отличавшийся богатырским здоровьем. На третьем курсе Николай тяжело заболел и после зимы, проведенной под родительским кровом, во Владимире, услышал безапелляционный приговор врачей: от чахотки его спасет только юг2.
Весной 1888 года последовал переезд в Сухуми. Благодатный местный климат сделал свое дело: Николай начал поправляться. Со временем ему разрешили длительные прогулки, в которых и родилась его любовь к Кавказу, интерес к природе этого прекрасного и во многом тогда еще не изученного уголка Земли. Поскольку возвращаться домой врачи не рекомендовали, пришлось перевестись из Московского университета в Новороссийский, в Одессу, где Альбов вскоре становится членом Новороссийского общества естествоиспытателей. О том, что одесские естественники распознали в молодом коллеге действительно серьезного исследователя, свидетельствует сделанное ему весной 1889 года заведующим кафедрой ботаники профессором Л. А. Ришави предложение изучить флору абхазского побережья и Западного Закавказья, совершив восхождение на горы Ахилибох, Акачура, Чедым и Санчара.
"Впечатление зелени, свежей, яркой, веселой зелени, составляет первое и самое сильное впечатление у человека, посещающего Западное Закавказье впервые. Поезд выбегает из тоннеля в узкое и извилистое ущелье, по которому, извиваясь змеей, бешено мчится шумная Дзерула. Горы подступают к самым берегам, почти не оставляя ровного места, и покрыты снизу доверху густой чащей первобытного леса. Леса овладели здесь всем... Не довольствуясь склонами гор, деревья и кустарники ухитряются расти, карабкаясь на отвесные обрывы, и с нависших над дорогой карнизов скал свешиваются спутанные гирлянды плюща, сассапарили и других вьющихся растений. Там, где лесу не удалось завладеть почвой, вырастает гигантский папоротник, достигающий размерами высоты человека и более. Густой тяжелый аромат цветущих азалий и жасминов резко бросается в нос и одуряет голову. В воздухе сыро и тепло, как в оранжерее. Путешественник чувствует, что он перенесся в совершенно иные условия существования, чем те, которые он видел раньше"3.
Окончив в 1890 году университет и получив ассигнования для продолжения исследований, Н. М. Альбов отправляется в верховья реки Мзымты и на перевалы Бзыбского хребта, представлявшего собой "типичный известковый хребет с многочисленными провалами, так называемыми колодцами, из которых некоторые достигают чрезвычайной глубины: он весь как бы изрыт ямами, на дне которых лежит снег, и представляет собой вообще чрезвычайно дикий и негостеприимный вид"4.
Эти странствия по абхазским горам - в сопровождении проводников, а порой и одиночные - принесли значительный научный результат; в промежутках между ними коллеги посылали молодого ученого на всероссийский съезд естествоиспытателей и врачей; однако кончилось все прекращением ассигнований и полученным в горах брюшным тифом, от которого Николай Михайлович оправился лишь весной 1891 года. Он уезжает в Женеву, где его предположения, что европейцы проявят большую, чем русские, заинтересованность в кавказских исследованиях и собирании академических гербариев, вполне оправдались: уже из Швейцарии Альбов трижды совершал поездки на Кавказ, и во время одной из них открыл ранее неизвестный географам ледник, дающий начало реке Мзымта. Семь лет жизни он отдал работе над фундаментальным трудом "Материалы для флоры Колхиды" (впоследствии оцененным как "самый выдающийся по флоре Кавказа"), завершенным в июне 1895 года, что совпало с избранием его членом-корреспондентом Ботанического общества Женевы.
Потом был Париж. В столице Франции Николай Михайлович встретил знакомого по Женеве аргентинского консула, который пригласил его в Аргентину, разъяснив, что "ученых людей там очень ценят, так как у нас их не хватает"5. Рассвет 27 сентября 1895 года застал Альбова в Ла-Рошели, французском приморском городке, откуда он на небольшом английском пароходе отправился в Южную Америку. 12 октября "из разорвавшегося тумана показались внезапно берега Америки: низкие гряды холмов, покрытых густым пальмовым лесом. О песчаное побережье с шумом разбивались буруны, там и сям на берегу видны были одинокие домики. В общем, картина напоминала кавказское побережье (кроме пальм, конечно). Мало-помалу из тумана выплывал перед нами город Пернамбуко"6. Трехчасовая стоянка в Пернамбуко прошла под проливным дождем. 17 октября утром, "выглянув в окошко, я увидел, что мы стоим на якоре на рейде против Рио-де-Жанейро. Панорама Константинополя бледнеет по сравнению с Рио-де-Жанейро. Город расположен в глубине обширнейшей бухты, которую обрамляют со всех сторон горы, покрытые пышнейшей тропической растительностью. На горах, кажется, нет ни одного голого клочка земли - всюду лес, лес, лес. Там и сям из зелени леса вырисовываются силуэты пальм"7. Пересев в Монтевидео на речной пароход, путешественник после трех недель плавания достиг столицы Аргентины Буэнос-Айреса. Уже в ноябре Альбов сообщал родным: "Я стал здесь, на американской почве, совершенно твердыми ногами. А именно, получил место ботаника при музее Ла-Платы. Обязанности мои будут состоять: летом (т.е., по-вашему, зимой) путешествовать за счет музея в разных местах аргентинской республики и собирать коллекции, а зимой (т.е., по-вашему, летом) разрабатывать их. Когда вы получите это письмо, я, вероятно, уже буду в дороге - где-нибудь в Патагонии или в Кордильерах"8. Заметим, что музей Ла-Платы в то время являлся крупнейшим в мире, не имея равных себе даже в Европе.
Практически сразу же Альбов в сопровождении музейного зоолога и университетского ботаника - единственного тогда специалиста по растениям в Аргентине, отправился в горы Сьерра-Вентона, в 600 километрах к югу от Ла-Платы. "Моя тонкая кавказская обувь оказалась совершенно непригодной, пришлось купить местную обувь - альпарахты - легкие полотняные туфли с толстой подошвой, плетенной из веревки... Есть в пампе и гигантская боа - змея в несколько метров длины и толщиной в руку - совершенно безопасная, но мы ее не видали, она очень редка в горах. Из животного населения здесь - в горах и пампе - масса пумы, или американского льва. Этот зверь размерами много меньше африканского и не имеет гривы. Он чрезвычайно трус и от человека всегда убегает, даже будучи раненым. Охотятся на него с собаками. Гораздо опаснее пумы американский тигр, или ягуар; он достигает солидных размеров и чрезвычайно свиреп; от человека, впрочем, тоже убегает, но, будучи ранен, вступает в бой. Из безобидных животных назову гуанако, который заменяет в здешних горах серну и дикого козла европейских гор. Это крупное и стройное животное из семейства верблюдов, с длинной шеей и маленькой мордой, напоминающее верблюда; крик тоже вроде верблюжьего, какое-то хрюканье; хвост чрезвычайно забавный в виде короткой кисти"9.
Наконец в начале 1896 года Н. М. Альбов предпринял главное путешествие своей жизни - на Огненную Землю. Экспедиция планировалась с размахом, ее багаж насчитывал множество тюков и ящиков, но погрузить все это пришлось на крохотный парусно-моторный пароходик "Ушуая" - шагов 55 в длину и едва 10-12 в ширину. Первая неделя плавания прошла благополучно, если не считать потрепавшего "Ушуаю" шторма. 24 января, пересекши залив Сан-Жорже, бросили якорь в спокойной гавани Пуэрто-Десеадо. Над пустынной, усыпанной галькой местностью высились угрюмые скалы в виде террас, по верху которых росли колючий барбарис, вербена, араукарии, кактусы. Еще более удручающее впечатление производил порт Санта-Круз - на его рейде "Ушуая" стала 26 января. "Это, абсолютная нагота. Недалеко от берега крутой стеной поднимается невысокое плато, или, по-здешнему, "месета". У подножия его приютилось несколько домиков, в том числе капитания и единственный альмасен (магазин, и он же кафе-ресторан-бильярд). Сойдя на берег, мы пересекли береговую равнину, поросшую "девственным лесом" из Lepidophyllum cupressiforme (кустарниковое растение из семейства сложноцветных. - Н. В.) вышиной в аршин, и сделали затем поднятие на месету. Вид угрюмый, но не лишенный величия"10.
Несколько дней спустя "Ушуая" уже бороздила воды Магелланова пролива, встретившего ее крутой переменной волной. На берегу виднелись домики золотоискателей. За мысом аргентинские владения заканчивались и начинались чилийские, о чем свидетельствовал пограничный столб. На якорь встали у Пунта Арены - живописного городка, населенного выходцами из разных уголков земного шара, в основном из Старого Света - норвежцами, англичанами, французами. Патагонийский берег был густо одет зеленью. Утром 1 февраля пароход пробирался уже узкими каналами-проливами между островами Огненной Земли. На вершинах довольно крутых гор, поросших вечнозеленым буковым лесом, беспорядочно белели снежники и языки ледников. "Панорама ни с чем не сравнима. Я не видел еще ничего подобного в жизни. Единственно, с чем бы можно сравнить ее, это со Швейцарией или Тиролем, который подвергся бы гигантскому наводнению, так что воды океана хлынули бы во все долины и ущелья, и из-под воды возвышались бы только вершины гор"11. И вот наконец Альбов - первым из русских ученых и путешественников - ступил на загадочную Огненную Землю.
3 февраля пароход достиг конечного пункта маршрута - порта Ушуая. Отсюда в продолжение полутора месяцев Николай Михайлович предпринял ряд экспедиций по окрестностям, изрядно пополнив свою ботаническую коллекцию. Он, в частности, побывал в долине реки Оливайя и в верховьях реки Рио-Гранде, где исследовал гигантский ледник длиной свыше трех километров, а перед самым отъездом решился на одиночный многокилометровый поход до поселка Лапатайи, скрытого за перевалом. Идти пришлось через дикий лес. Рассчитывая достичь цели в тот же день, Альбов не стал обременять себя большим запасом провианта, взяв 5-6 галет, кусок вяленого мяса, две плитки шоколада, банку концентрированного молока и немного виски. Через час с небольшим он достиг реки Лапатайи и, перейдя ее вброд, углубился в густые заросли. На склонах Сьерра Сюзанна тропинка потерялась, и Альбов двинулся вдоль горы, ориентируясь на просвет между деревьями. Оказавшись снова у реки, он впервые усомнился в правильности взятого направления: Лапатайю он уже пересек, а другой водной преграды здесь как будто быть не должно. И где же перевал? Может, он сделал петлю? Так или иначе, ничего иного не оставалось, как двигаться дальше.
Приближалась ночь. Ни перевала, ни поселка. Николай Михайлович решил заночевать в лесу, на берегу реки, расчистил от валежника небольшую полянку, развел костер. На лагерь путешественника быстро опустилась непроглядная огненноземельская ночь. Вышла полная луна. В 6 часов забрезжил рассвет, и Альбов продолжил путь вдоль реки, не отпускавшей его. Очертания Сьерра Сюзанны уменьшались, пока не сделались едва различимыми, начался болотистый лес, заросший непролазным кустарником, а Лапатайя все не показывался. Альбов рискнул подняться на перевал, надеясь увидеть оттуда озеро и бухту, но обнаружил лишь уходящие за горизонт лесистые холмы. Следовало, судя по всему, думать уже не о Лапатайе, а о том, как выбраться из этой ловушки, и путешественник побрел наудачу. Заметное понижение местности указывало на вероятную близость моря, и действительно, взойдя на ближайшую вершину и оглядевшись, Николай Михайлович увидел блеснувший вдали залив. "Я был спасен. Раз я на берегу моря - то гарантирован от голодной смерти; я мог прожить несколько дней, питаясь только ракушками"12. На следующее утро с очередной горной вершины открылась наконец долина реки. Спустившись с хребта, Альбов обнаружил свою первую стоянку, а через несколько часов уже входил в Ушуаю, восторженно встреченный не на шутку встревоженными коллегами.
З мая 1896 года экспедиция доставила в Буэнос-Айрес 70 ящиков с собранными на Огненной Земле редкими растениями. Вернувшись в музей, Альбов завершил второй свой капитальный труд - "Опыт сравнительного исследования флоры Огненной Земли", сразу же переведенный им на французский язык. Потом поехал отдохнуть в Уругвай, где в Национальном музее директорствовал его друг, профессор Аречавалета. Однако там ученого подкосил рецидив давней болезни, и 24 декабря 1897 года Николай Михайлович Альбов умер. Память о нем чтут в Ла-Плате до сих пор13. В рабочем кабинете ботанической лаборатории Музея висит его портрет, а "Опыт сравнительного исследования флоры Огненной Земли" и поныне цитируют ученые, посвятившие себя изучению этого уголка Земли.
