Наследие 

Из истории Нескучного сада

Как дорого сердцу каждого москвича это название! Сколько радостных, теплых, солнечных воспоминаний таится в нем. Бабушки и дедушки водили нас в Парк культуры и, конечно, в Нескучное - тогда почти лес. Сейчас по дорожкам Нескучного сада прогуливаются уже наши дети и внуки. Чудные прекрасные места, настоящая жемчужина Москвы, которую необходимо тщательно оберегать. Однако не все так считают. Лет пять назад предприимчивые «новые русские» пытались построить на территории парка многоэтажный дом. Общественность не допустила варварства, но ныне вновь ходят слухи, что из Нескучного попытаются извлечь выгоду, сделав так, чтобы жители и гости мегаполиса могли удовлетворять здесь свои потребности в «хлебе и зрелищах». Неужели в Москве мало ресторанов, казино, всяческих клубов? Зачем уничтожать заповедный уголок дикой природы в центре города? Наконец, Нескучное - памятник истории... Иногда кажется, что именно невежество «новых русских» толкает их на разрушение старинных зданий и местностей Москвы.

О Нескучном много писали, это и понятно: в следующем году ему исполнится 280 лет. Сколько выдающихся людей побывало тут, сколько событий пронеслось! Нескучное помнит А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого, Ф. И. Тютчева и Ф. М. Достоевского, С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, П. И. Чайковского и А. П. Бородина, российских императоров... Обо всем и не расскажешь в журнальной статье. Мы остановимся лишь на некоторых неизвестных и малоизвестных страницах истории этого замечательного исторического и природного памятника Москвы.

Нескучный сад сложился в 1840-х годах из приобретенных императором Николаем I трех больших владений: собственно Нескучного, принадлежавшего князю Шаховскому, дачи князя Д. В. Голицына и усадьбы графини А. А. Орловой-Чесменской.

Нескучное

18 октября 1728 года князь Н. Ю. Трубецкой купил за 300 рублей у архимандрита Заиконоспасского училищного монастыря Германа (Копцевича) на имя своего пятилетнего сына Петра «дворовое хоромное строение с деревьями, насажанными на берегу Москвы-реки»1. Судя по купчей, земля эта принадлежала Донскому (в недавнем прошлом - Андреевскому) монастырю, которому за ее наем новый хозяин должен был платить по 12 рублей в год. Владение Петра Трубецкого, имевшее размеры 128 на 320 метров, располагалось невдалеке от Андреевского монастыря возле двора Анны Лукинышны Стрешневой и ее зятя князя Бориса Васильевича Голицына.

Напомним, что князь Н. Ю. Трубецкой - второй по счету российский генерал-прокурор - играл важную роль при многих государях и государынях. Никита Юрьевич родился в 1699 году, обучался за границей, в молодости входил в «ученую дружину», сформировавшуюся вокруг сподвижника Петра I Феофана Прокоповича. В 1719 году он стал денщиком Петра I и прочно утвердился при дворе. В звании генерал-прокурора Сената Ю. П. Трубецкой состоял с 1740 по 1760 год. В 1756 году князь Никита Юрьевич получил звание генерал-фельдмаршала. С воцарением Петра III он вошел в особое доверие к императору и даже был пожалован полковником Преображенского полка. В 1763 году при Екатерине II Трубецкого отправили в отставку.

В начале 1750-х годов на месте купленного для сына «дворового хоромного строения» Н. Ю. Трубецкой возводит (вероятно, по проекту Д. В. Ухтомского) великолепную усадьбу - Нескучный загородный дом. Она расположилась на участке, включавшем часть высокого плато и глубокий овраг с обрывистым берегами. Сохранился альбом чертежей, а также перспективный вид усадьбы, выполненный П. Никитиным, на котором присутствует дарственная надпись: «Князю Никите Юрьевичу Трубецкому покорнейшее приношение. (...) Сию в главном плане, в фасадах и профилях великолепному Вашей Светлости загородному и славному в Москве дому настоящую книгу за лучший плод науки моей (...) поднести. (...) Князь Дмитрей Ухтомской. Москва, февраля (...) дня 1753 году»2.

Если верить большому перспективному чертежу, от Калужской дороги усадьбу отделяли деревянная ограда и деревянные украшенные скульптурой ворота. Регулярный сад - опять же со множеством скульптур - образовали стены из подстриженных кустарников. От ворот шла аллея, заканчивающаяся вторыми воротами, пропускавшими посетителей на парадный двор, где стояли главный дом и четыре флигеля. За домом были устроены «лабиринт» и оранжереи, в овраге - зверинец. Слева от главного дома начинался лес, уходивший на Воробьевы горы3.

Незадолго до смерти у князя Н. Ю. Трубецкого возник спор с графом С. П. Ягужинским по поводу размежевания их земель. Яблоком раздора явился пруд на границе обоих владений - он существует и поныне на дне большого оврага неподалеку от места, где находился Андреевский мост.

Поверенный Ягужинского Герасим Никифоров рассказал межевщикам следующее. Двор и сад графа стоят на земле Андреевского монастыря, что в Пленницах. Этот участок отцу С. П. Ягужинского подарил «по дружбе» князь Ю. А. Репнин4, в свою очередь получивший его в 1729 году от Донского монастыря. Напомним, что в связи с устройством в Андреевской обители школы для беспризорных детей (1724) он был передан в ведение Донского монастыря, куда перешли и монахи; в 1731 году после закрытия школы Андреевский монастырь восстановили5.

Никифоров представил копию документа, где говорилось: «1729 году апреля в 26 день Донского монастыря, что при Москве, архимандрит Иларион с братиею дали сие владенное писмо (...) в том: отдали мы (...) его сиятельству господину полковнику князь Юрью Аникитьевичу Репнину во владение из оброку монастырской земли из дач Андреевского монастыря, что в Пленницах. (...). И на той нашей монастырской земле построить ему, полковнику господину князю Репнину, двор себе со всяким строением и завести сад и протчей домовный завод. Оброку платить ему, князю Юрью Аникитьевичу Репнину, и жене ево и детям, или кто от них будут наследники, в Донской монастырь в монастырскую казну по двадцати рублев на год повсегодно без доимки и безо всяких отговорок. И в том их владении нам, архимандриту Илариону с братиею, и по нас будущим в том Донском монастыре властям и братии у него, полковника, и у жены ево и у детей, и кто по них будут наследники, той монастырской земли не отнять и иным никому в оброк не отдать, а безоброчно тою монастырскою землею не владеть. А ежели в которых годех его сиятельству князь Юрью Аникитьевичу Репнину и жене ево и детям и наследникам их оная монастырская во владение будет неугодна или строение свое с той монастырской земли снесть или кому похотят продать, и ту монастырскую землю очистить (то есть оплатить повинности. - О. И." .

Далее Никифоров сообщил, что граф Павел Иванович построил двор и завел сад, перешедшие его сыну. Однако частью принадлежащего Ягужинским сада и прудом завладел князь Никита Юрьевич Трубецкой. При этом поверенный ссылался на письмо последнего, написанное еще в 1755 году, в котором он якобы признавал, что пруд был «делан коштом» его свояка П. И. Ягужинского.

Скажем здесь несколько слов и о графе Павле Ивановиче. Он родился в 1683 году в семье бедного литовского органиста6, в поисках счастья приехавшего с семьей в Москву и поселившегося в Немецкой слободе. По-видимому, Петр I там и повстречался с Павлом и был поражен большими способностями юноши. Через некоторое время царь сделал его своим денщиком, а по существу - адъютантом. С этого времени Павел Иванович стал одним из наиболее близких к Петру людей: его считали вторым лицом в империи. Царь говорил о Ягужинском: «Что осмотрит Павел, так верно, как будто я сам видел». Когда Петр I ввел должность генерал-прокурора, на нее указом от 18 января 1722 года был назначен П. И. Ягужинский. При императрице Анне Ивановне он получил должность кабинет-министра и графский титул. Умер в 1736 году. Был женат сначала на Анне Федоровне Хитрово (развелся с ней в 1723 году), а потом на Анне Гавриловне Головкиной, от которой имел сына и трех дочерей. Незадолго перед этим, в 1722 году, Н. Ю. Трубецкой женился на Анастасии Гавриловне Головкиной (почему и приходился свояком Ягужинскому).

Послушаем теперь, какие аргументы в вышеупомянутом споре выдвигала сторона Трубецких. Для начала приведем любопытный текст (тогда он был стандартным) обязательства их поверенного: «1766 году августа 24 дня состоящий в московском выгоне 8, 9 и 10 дистанций при межевых делах дому его сиятельства господина фельдмаршала, сенатора и разных орденов кавалера князя Никиты Юрьевича Трубецкого поверенной служитель Петр Харитонов сын Смирнов чрез сие объявляю, что состоящий за господином моим двор со всяким строением и с садом на выгонной бывшего Андреевского [монастыря, что во Пленницах, земле отводить буду по самой сущей справедливости по владению, происходящему до 1765 года, и как точно ныне оной господин мой владеет, не захватывая чужого строения и не уступая своего в постороннее владение для получения от других, и в случае с соседьми споров поступать буду со всякою тихостью и объявляя самую истину при том отводе поселившихся разных чинов посторонних людей на земле владения господина моего ни для чего, конечно, не утаю. Во время межевания на межу являться стану непременно в указанное время и с межи самовольно без ведома землемера не отлучусь и на межу больше требуемого числа землемером людей брать не буду. По требованию ж землемера как под команду, так под дела и инструменты надлежащее число подвод, равно ж и в понятые также сколько надобно будет работных людей давать должен без всякого отрицания. К полевым межевым спискам и по окончании межевания к межевым книгам руку прикладывать стану, драк и никаких худых и противных указам поступок оказывать не буду. В противном же случае подвергаю себя всем предписанным в межевых инструкциях положениям»7.

Петр Смирнов доказывал: спорный пруд устроен «коштом его господина» еще до 1760 года. Он даже ссылался на план, составленный в 1756 году. Никаких разногласий по сему поводу раньше не было, что устно подтвердили соседи и «посторонние окольные люди». Близ пруда межевщики обнаружили еще и зверинец Трубецкого. Однако поверенный не смог объяснить, с какого времени его хозяин владеет этой землей и указать точно ее границы, почему рядом находится сад Ягужинских и жилище их дворника и каково происхождение расположенных рядом слободок. Выяснилось только, что Трубецкой захватил у Ягужинских около 0,86 га. Из дела нельзя заключить, чем кончился спор между С. П. Ягужинским и Н. Ю. Трубецким, но есть основания считать победителем последнего.

В истории Нескучного после смерти князя Н. Ю. Трубецкого (1767) остается пока еще ряд неясностей. Усадьбу - двор «загородный (...) с оранжереями и в доме с мебелями» - пытались продать за 30000 рублей с рассрочкой на пять лет, однако даже на таких льготных условиях ее никто не приобрел; в 1776 году Петр Никитич Трубецкой сдавал Нескучное «содержателю московского театра и торжественных праздников» М. Гротти, устраивавшему в здешнем саду увеселения и гулянья8.

В начале 1790-х годов Нескучным владел лейб-гвардии капитан-поручик князь Дмитрий Юрьевич Трубецкой. Сохранились план и описание усадьбы того времени. К сожалению, нам не удалось найти этот план в подлиннике, и мы воспользовались плохой его копией, приведенной П. В. Сытиным. С Калужской дороги в нее въезжали через ворота с двумя деревянными башням, где располагались жилые помещения. От ворот вела широкая прямая аллея. Параллельно ей шли еще две, пересекавшиеся четырьмя перпендикулярными. В конце главной аллеи стояли две деревянные беседки, за которыми переходила в широкий партер перед главным домом - тоже деревянным, большим, но тогда уже ветхим. За домом начиналась прямая аллея (с двумя параллельными ей и тремя перпендикулярными), завершавшаяся каменными и деревянными галереями. Отсюда зигзагами шел спуск к Москве-реке. Внизу от небольшой круглой площадки веерообразно разбегались восемь деревянных галерей.

Слева от главного входа был разбит «версальский сад» с крытыми деревянными галереями. Территорию от сада до Калужской занимал «задний двор» с особыми воротами на улицу, различными хозяйственными службами и оранжереей; к западу от него тянулся к Москве-реке овраг с прудом в конце. В верхней половине оврага находился зверинец, огороженный деревянной стеной. Между зверинцем и главным домом был птичник, а западнее птичника - каменный грот. На другой стороне Калужской дороги против «заднего двора» Трубецкого располагался его же запасной двор с каменными магазинами для хранения хлебных запасов, фуража и тому подобного9.

В 1795 году Нескучное принадлежало действительному камергеру князю Ивану Дмитриевичу Трубецкому, но в своем доме он, по-видимому, не жил: там обитали «постояльцы» - «вновь формированного московского второго батальона рядовые солдаты». Вероятно, в конце XVIII века Трубецкие расстались с Нескучным (в исповедной ведомости за 1800 год упоминания о них отсутствуют10).

В начале XIX века усадьбой владел надворный советник В. Н. Зубов. 13 июля 1804 года состоялось измерение его двора, который назывался «дача Нескучная». В то время линия Камер-Коллежского вала проходила по большому оврагу с прудом. Часть дачи Зубова, выходившая за вал, измерению не подвергалась, поскольку считалась расположенной за границей Москвы. Нескучное в пределах Камер-Коллежского вала имело площадь около 10 га11.

Можно предположить, что Зубов впоследствии прикупил «заовражную» землю. В начале XIX века этот участок именовался Борятинской дачей; «содержал» ее московский купец Матвей Колесников12.

От усадьбы Трубецких к началу XIX века мало что сохранилось. Часть зданий была сломана, другая часть стояла без крыш, окон и дверей. «Действующими» оставались лишь сравнительно новое деревянное одноэтажное жилое строение площадью 567 квадратных метров и деревянные же хозяйственные постройки общей площадью 580 квадратных метров. Тем не менее, Н. А. Зубов пытался эксплуатировать принадлежащую ему дачу: в 1805 году там проводились пуски воздушных шаров. Об одном из таких пусков, состоявшемся в мае, московский главнокомандующий А. А. Беклешов докладывал императору следующее: «Вчера (...) в Серпуховской части из сада господина Зубова, Нескучного называемого, при многочисленном стечении публики известный воздухоплаватель Александр поднялся на воздух с шаром и парашютом и с высоты, отделясь от шара, к удовольствию всей публики, спустился вниз с одним парашютом. Он спустился, перелетел Москву-реку над принадлежащим Ново-Девичьему монастырю прудом, в который и бросился за несколько сажень (...) до воды и выплыл на берег благополучно»13. Главнокомандующему вторил журнал «Москвитянин»:: «Более 50000 зрителей поражены были ужасом, когда он (Александр. - О. И.), отделясь от воздушного шара под парашютом, еще не развернувшимся, казался падающим на землю. Народ принял его с восклицанием ура! И торжественно проводил до места, с которого он поднялся в воздух»14.

Этот Александр был иностранцем, однако пробовали пускать шары из Нескучного и русские люди. Например, в объявлении, помещенном в номере «Московских ведомостей» от 26 июля 1805 года, говорилось: «Содержатель дачи, именуемой Борятинской, соединенной посредством мосту с Нескушным, что близ Калужской заставы, московский купец Матвей Колесников честь имеет объявить почтенной публике, что он на упомянутой даче в удовольствие публики доставит разные увеселения: во-первых, на мостовых воротах ежедневно играть будет роговая музыка, а по воскресеньям и праздничным дням пускаем будет на воздух бумажный шар с парашютом с посаждением животного, которое по поднятии на воздух отделиться от шара и опуститься на землю».

Кстати, что тот же купец Колесников в 1817 году, будучи содержателем Нескучного сада, получил отказ московского генерал-губернатора А. П. Тормасова в ответ на просьбу об устройстве фейерверка, так как «от небрежения при составлении оных (фейерверков. - О. И.) уже два человека сделались уродами»15.

Вместе с тем имеются документальные свидетельства, что уже в 1814 году Нескучным садом владел Е. Ф. Риттер, который пытался в 1817 году организовать в нем производство «чугунных, железных и медных вещей»16. Хотя Риттер и заручился на сей счет согласием министра внутренних дел, затея его не осуществилась, и в саду продолжали развлекать публику.

С 1823 года Нескучное сдавалось московскому мещанину Аверкиеву, намеревавшемуся устроить там «амфитеатр для травли зверей», чего московские власти не разрешили17.

Москва гордилась своим садом. «Искусство едва ли прикасалось к нему, но как приятна великолепная [его] одичалость! (...) Тут представляется взорам мост, отважно перекинутый через глубокий ров (овраг. - О. И.); над ним зыблются ветви высоких дерев, рассеянных в беспорядке. Сей дикий вид напоминает виды, которыми славится Швейцария. (...) Тут часто бывают праздники и фейерверки»18.

В соответствии с правилами того времени содержатель Нескучного сада по поводу каждого затеваемого увеселительного мероприятия должен был предварительно представить объявление о нем в канцелярию московского генерал-губернатора, которое затем подписывалось обер-полицмейстером и публиковалось в «Московских ведомостях». Далее следовало известить о мероприятии Московский Опекунский совет Воспитательного дома; от последнего посылался чиновник, получавший десятую часть от собранной с публики суммы19.

В 1823 году у Нескучного появился новый хозяин - 43-летний гвардии отставной поручик князь Лев Александрович Шаховской. Не исключено, что он купил усадьбу у Риттера. Лев Александрович поселился тут с женой Екатериной Ефимовной, детьми и слугами20.

Прекрасное описание Нескучного той поры оставил М. Н. Загоскин в своей книге «Москва и москвичи»:

«Я не знаю, кому принадлежал этот сад прежде, но только помню, что когда он не был еще собственностью К. Ш. (князя Шаховского. - О. И.), то порядочные люди боялись в нем прогуливаться и посещали его очень редко. Тогда этот сад был сборным местом цыган самого низкого разряда, отчаянных гуляк в полуформе, бездомных мещан, ремесленников и лихих гостинодворцев, которые по воскресным дням приезжали в Нескучное пропивать на шампанском или полушампанском барыши всей недели, гулять, буянить, придираться к немцам, ссориться с полуформенными удальцами и любезничать с дамами, которые по изгнании их из Нескучного сделались впоследствии украшением Ваганькова и Марьиной рощи. На каждом шагу встречались с вами купеческие сынки в длинных сюртуках и шалевых жилетах, замоскворецкие франты в венгерках; не очень ловкие, но зато чрезвычайно развязные барышни в купавинских шалях, накинутых на одно плечо, вроде греческих мантий. Вокруг трактиров пахло пуншем, по аллеям раздавалось щелканье каленых орехов, хохот, громкие разговоры, разумеется, на русском языке, иногда с примесью французских слов нижегородского наречия - «коман ву партеву», «требьян», «бон жур, мон Шер». Изредка вырывались фразы на немецком языке, и можно было подслушать разговор какого-нибудь седельного мастера с подмастерьем булочника, которые, озираясь робко кругом, толковали меж собою о действиях своего квартального надзирателя, о достоверных слухах, что их частный пристав будет скоро сменен, и о разных других политических предметах своего квартала. С изгнанием цыганских таборов из Нескучного и уничтожения распивочной продажи все это воскресное общество переселилось в разные загородные места и в особенности в Марьину рощу.

(...) Этот сад, начинаясь от рощи, принадлежавшей князю Д. В. Голицыну, оканчивался за Калужскою заставой. Одной стороной он обращен к Донскому монастырю, другая тянется по крутым и гористым берегам Москвы-реки. Войдя главными воротами в широкую аллею, ровную и гладкую, как Тверской бульвар, вы никак не отгадаете, что вас окружают если не пропасти, то по крайней мере такие буераки, что я не советую никому ходить вечером по левой стороне аллеи между деревьями, которые растут на самых закраинах обрывистых и глубоких оврагов. Когда вы доходили до конца аллеи, вам открывался на правой стороне, окруженный цветниками, господский дом со всеми своими принадлежностями. Этот дом исчез также с лица земли, но он отжил свой век. И тогда уже страшно было смотреть на этого маститого старца; сквозь тесовую обшивку, покрытую желтой краской, проглядывали трещины, точно так же, как, несмотря на толстые слои белил и румян, прорезаются глубокие морщины на лице какой-нибудь допотопной красавицы, которая хочет остаться вечно молодою. От дома начиналась прямая дорожка, ведущая на длинный мост. Не бойтесь, ступайте смело за мною: этот мост поставлен на деревянных срубах, и хотя на взгляд очень подозрителен, но гораздо прочнее и надежнее господского дома. Вот мы дошли до его средины. Теперь остановимся, обопремся на перила и поглядим, что у нас под ногами. Если и это нельзя назвать пропастью, так что это такое? Овраг? Нет, воля ваша, у меня язык не повернется назвать таким пошлым именем первую диковину Нескучного. Представьте себе поросшее сплошным лесом ущелье, мрачное и глубокое для всякого человека с хорошими глазами и почти бездонное для того, кто имеет несчастье быть близоруким. Столетние деревья, растущие на дне его, кажутся вам деревцами, потому что вы видите только одни их вершины. Их корни омывает едва заметный проток, составляющий по ту сторону моста небольшой пруд. Если вы сойдете по извилистой тропинке на дно этой... ну да, этой пропасти, то вам надобно будет лечь на спину, чтоб не свихнув ceбе шеи, посмотреть на многолюдную толпу гуляющих по мосту, который как будто бы висит на воздухе. Но я не советую вам сходит в эту преисподнею, если вы не любите ужей: это их подземное царство, из которого они выползают иногда в аллеи сада, вероятно, для того, чтоб полюбоваться на свет Божий и погреться на красном солнышке.

(...) За этим мостом, которого теперь и следов не осталось, начинается другая часть сада. Прямая дорожка, проложенная между густыми куртинами березовых и липовых деревьев, приводила вас к одноэтажному домику, в котором некогда помещалась ресторация; в двух шагах от него на небольшом возвышении стояла беседка; она соединялась подземным ходом с нижним этажом другого домика, которого существование нельзя было и подозревать, потому что он выстроен был на скате глубокого оврага; из верхнего его жилья можно было пройти в беседку крытым переходом или какою-то висячею галереей, не очень благонадежною, но зато очень живописною. Все это было в совершенном запустении; кругом дичь, высокая трава, огромные деревья и немного пониже источник прекрасной и чистой, как хрусталь, воды. Позади беседки небольшой мост соединял с садом что-то похожее на остров, который вместо воды окружен был со всех сторон обрывистыми оврагами. Теперь мы воротимся с вами назад и взглянем на великолепную липовую аллею, где вы можете и в самый полдень найти прохладную тень и укрыться от палящего солнца. Подле на пространном лугу возвышался некогда деревянный коллизей под скромным названием воздушного театра. Не знаю теперь, а тогда было тут прекрасное эхо, которое повторяло с удивительною точностью двусложные слова».

А вот описание видов, открывающейся из Нескучного: «Внизу излучистая река, за нею обширные луга и Новодевичий монастырь; правее по берегу реки - длинный ряд красивых Хамовнических казарм, за ними сады и бесчисленные кровли домов; еще правее вниз по течению реки - огромный амфитеатр, составленный из белокаменных зданий и разноцветных церквей; подымаясь все выше и выше, он оканчивается усыпанным позлащенными главами державным Кремлем. При первом взгляде, казалось, на высоких башнях покоились небеса, посреди которых выше всего блистал на главе Ивана Великого Животворящий Крест, осеняя своею благодатью священные гроба угодников Божиих, святые соборы и древнее жилище православных Царей русских. Налево, вверх против течения реки, возвышаются на полугоре большое каменное здание и церковь - это Андреевская богадельня; выше начинается сад или роща, примыкающая к Васильевскому, великолепному загородному дому, который принадлежит теперь графу Мамонову. За Васильевским подымаются Воробьевы горы; они тянутся по берегу Москвы-реки к Смоленской заставе и оканчиваются там, где речка Сетунь впадает в Москву-реку. Все это можно окинуть одним взглядом и, не переменяя положения, сидя спокойно на скамье, любоваться в одно время и Москвою и ее прелестными окрестностями».

В 1825 году Л. А. Шаховской обнаружил у себя в усадьбе якобы целебные воды и затеял рискованный эксперимент, о котором Загоскин рассказывает так:

«Один глубокомысленный испытатель естества, досужий и оборотливый немец, заметил хозяину, что в его колодце вода минеральная - потому, дескать, что в ней есть частицы известковые, железные и разные другие, и что хотя и в обыкновенной воде бывает не без примеси, но его колодезная вода имеет особенную целебную силу; но так как эта сила не то чтоб отличная какая сила, а только сила укрепляющая и утоляющая жажду, то не мешало бы завести около колодца и другие разные воды, имеющие разнородные силы, и что он берется сделать все это самым легким, вновь изобретенным способом, не требуя ничего, кроме посильного денежного вспоможения, необходимого для устроения сего филантропического и чисто европейского заведения. Добрый и благородный К. Ш. обрадованный мыслью, что он может положить основание такому благодетельному и общеполезному заведению, приступил немедленно к делу. Сначала, пока строили домики для ванн, залу для питья вод и галерею для прогулки больных, можно было видеть по крайней мере, на что выходят деньги; но как дошло дело до химической части, то добрый К. Ш. призадумался. «Ох уж мне эти машины! - говаривал он довольно часто. - Не успеешь сделать одну, подавай другую! Да ведь как дороги, проклятые! Расходы ужасные, а взглянуть не на что. Ну, видно, плакали мои денежки!» И действительно, первая попытка завести в Москве искусственные минеральные воды не имела никакого успеха. Вот решились, наконец, прибегнуть к самому сильному и последнему средству: воды составлял и всем распоряжался все тот же глубокомысленный испытатель естества, а смотрителем при них, то есть сторожем, был простой русский человек; на место его сделали смотрителем какого-то физиканта с толстым чревом и важным лицом; у этого мусью была преудивительная фамилия и он ни слова не говорил по-русски. Кажется, чего б еще? - Нет, и это не помогло! В ванны никто не садился, воды не пили, в галерее не гуляли, а физикант брал по пятисот рублей в месяц жалованья, а испытатель естества придумывал все новые машины и сам назначал им цену. Тяжко пришло хозяину! Конечно, он имел удовольствие пить свою собственную зельтерскую воду и потчевать ею своих приятелей; но если б счесть, во что обошлась ему эта забава, то для него гораздо бы выгоднее было вместо домашней зельтерской воды пить старый рейнвейн и потчевать своих гостей столетним венгерским вином. Между тем под руководством знаменитого профессора Лодера положено основание нынешнему заведению искусственных вод на Остоженке; их скоро открыли, они вошли в моду и участь первоначального заведения была решена. Теперь не только не осталось следов ванн и галереи, но даже засыпан и колодец. Долго я добивался, но никак не мог узнать, кому вошла в голову странная мысль вырыть этот колодец? Он уже давно существовал, а никто не подозревал в нем никакой целебной силы; следовательно, нашелся же человек, который задумал выкопать колодец с обыкновенной, но только дурной водой на самом берегу реки, в которой вода весьма приятного вкуса»21.

Расстроенный неудачей и потерявший большие деньги, князь Шаховской уехал в село Тетьково Тверской губернии, а Нескучное в ноябре 1826 года продал императору Николаю I22. Уже после того, как император купил Нескучное, августовской ночью 1827 года неожиданно рухнула в овраг деревянная беседка: не выдержал каменный свод подвала, на котором она стояла. Хватало в усадьбе и других ветхих строений, которые после продажи было поручено разобрать самому князю Шаховскому, к чему он приступил только зимой 1828 года23.

Вероятно, из-за плохого состояния имения Нескучный сад не совсем удовлетворил Николая I: в нем не было достойного императорского семейства дворца. Поэтому сад не закрыли для посетителей и в 1830 году с согласия императора открыли в нем летний театр. Сейчас трудно сказать, где могло находиться это довольно большое сооружение, имевшее размеры в плане 70х40 метров и вмещавшее 1500 зрителей. План Нескучного, выполненный в 1826 году, на левой стороне большого оврага показывает строение, обозначенное как «амфитеатр»24. Однако есть основания искать театр в другой части сада.

Современник, описывая свой поход в театр Нескучного, рассказывал, что по окончании спектакля они темной аллеей вышли на покрытую цветами поляну. «С сей поляны представились нашим взорам направо и налево большие березовые и сосновые деревья, (...) от сих деревьев, взглянувши левее, виден глубочайший ров и в нем разбросанные природою небольшие березки, сосенки и болотные кустики, которые своими зелеными листиками затеняют прозрачный ручеек, текущий по сему рву и впадающий в Москву-реку; прямо - кристальные струи Москвы-реки с ее прелестными окрестностями»25. Из этого рассказа следует, что театр должен был располагаться на правой стороне большого оврага.

«Спектакли шли под открытым небом. Красивейшая местность, военный оркестр, фейерверки привлекали массу публики. Летом 1830 года в Нескучный сад приехали П. В. Нащокин и А. С. Пушкин с Н. Н. Гончаровой и ее семьей погулять и посмотреть только что отстроившийся воздушный театр, где происходила репетиция. Артисты, увидав Пушкина, прекратили работу, и пока поэт осматривал сцену и места для зрителей, толпою ходили за ним, не сводя глаз ни с него, ни с невесты»26.

В мае 1835 года театр в Нескучном был сломан, а спектакли перенесены в новый театр в Петровском парке27.

Вероятно, в конце 1820-х годов Л. А. Шаховской покупает небольшой участок, выходивший на Большую Калужскую улицу напротив дворца графини А. А. Орловой-Чесменской, однако перебираться туда не спешит: в 1830 году там жил только дворник, а в 1832-м - «крепостной человек» жены Шаховского28. В 1833 году княгиня Екатерина Ефимовна (как значится в исповедной ведомости, на тот момент уже вдова 50 лет) переезжает на Большую Калужскую с дочерью Екатериной и сыновьями Ефимом, Александром, Львом, Федором и Сергеем. Кроме них, в доме проживал 6-летний «капитанский сын» Сережа Средзинский, две мещанки - 60-летняя вдова Ульяна Федорова и 50-летняя девица Настасья Яковлева, и пятеро крепостных29. К этому времени относятся события, изображенные в повести И. С. Тургенева «Первая любовь». Иван Сергеевич рассказал в ней о своем безответном чувстве к Екатерине Львовне Шаховской, скрытой под именем Зинаиды Засекиной.

В автобиографическом наброске «Мемориал» под 1833 годом есть запись: «Новый год в Москве. (Первая любовь.) Кн[яжна] Шаховская.... Житье на даче против Нескучного». Известно, что зиму и весь 1833 год Тургеневы безотлучно провели в Москве; сыновья готовились поступать на службу и в учебные заведения30.

Вероятно, описание дома, данное в «Первой любви», соответствовало действительности: «Дача наша состояла из деревянного барского дома с колоннами и двух низеньких флигельков; во флигеле налево помещалась крохотная фабрика дешевых обоев». Как установил С. К. Романюк, дача Тургеневых в 1833 году находилась в районе Малой Калужской улицы (современные номера домов 19-21) во владении А. Е. Энгельд; там же располагалась и обойная фабрика31.

Любопытно, что к этому же времени относится и знакомство отца писателя с М. Н. Загоскиным - соседом Тургеневых в Гагаринском переулке32.

Екатерина Шаховская - автор нескольких лирических стихотворений и поэмы «Сновидение», изданной в 1833 году отдельной книжкой33.

12 сентября 1834 года Екатерина Ефимовна Шаховская получила разрешение построить на своем участке одноэтажный деревянный корпус с мезонином и кухню с погребом34. Главный дом выходил пятью окнами непосредственно на Большую Калужскую улицу. Половину участка занимал сад, с которым соприкасалось другое жилое строение - тоже деревянное одноэтажное. В том году с княгиней Шаховской жили ее дочь Екатерина, сыновья Федор и Сергей, а также пять человек крепостных и мещанка Матрона Федорова с дочерью35.

Екатерина Шаховская в сентябре 1835 года вышла замуж, а в следующем году скончалась36. В 1837 году с Е. Е. Шаховской жила только ее дочь Маргарита Львовна, четверо крепостных да несколько мещан, снимавших, вероятно, квартиры. В 1841 году Екатерина Ефимовна покинула дом на Большой Калужской; там осталась только Маргарита Львовна37.

Когда Шаховские окончательно расстались с своим владением, предстоит еще выяснить. Известно, что в 1866 году оно принадлежало мещанке А. М. Загаровой, намеревавшейся хотела сломать почти все строения Шаховской и построить новые38. Поэзия сменялась прозой. «А что сбылось из всего того, на что я надеялся! - писал И. С. Тургенев. - И теперь, когда уже на жизнь мою начинают набегать вечерние тени, что у меня осталось более свежего, более дорогого, чем воспоминания о той быстро пролетевшей, утренней, весенней грозе?»

Дача князя Д. В. Голицына

В 1728 году на ее месте жил дед Д. В. Голицына князь Борис Васильевич (1705-1769) с женой Екатериной Ивановной и тещей А. Л. Стрешневой, которой, возможно, принадлежал двор или часть его. В середине 1760-х годов тут располагался сад генерал-поручика князя Б. В. Голицына. Известно также, что в те годы князь строил на берегу Москвы-реки гавань39.

По смерти князя Б. В. Голицына двор и сад у Москвы-реки перешли к его сыну Владимиру Борисовичу (1731-1798) - по рассказам современников, «очень простоватому человеку с большим состоянием, которое от дурного управления было запутано и приносило плохой доход». Однако дело поправилось, когда он женился на Наталье Петровне Чернышевой, «женщине от природы очень умной, (...) и великой мастерице устраивать свои дела». Продав половину имения мужа, она заплатила все долги40, а овдовев, стала хозяйкой двора у Нескучного, которым владела до самой своей кончины.

Княгиня Наталья Петровна Голицына (1741-1837) родилась в начале царствования Елизаветы Петровны, при которой состояла фрейлиной. Она видела царский двор при пяти императрицах и пользовалась особым уважением. Рассказывают, что даже император Александр I, а затем и Николай I ездили поздравлять ее с днем рождения41. Домашние перед ней трепетали, Детей она до конца жизни называла уменьшительными именами: дочь, Екатерину - Катенькой (а той было далеко за шестьдесят лет), сына Дмитрия - Митенькой. Когда князь Дмитрий Владимирович, приезжая в Петербург, останавливался у матери, ему отводили комнаты в антресолях, и княгиня наказывала своему дворецкому «позаботиться, чтобы все нужное было у Митеньки, а пуще всего смотреть за ним, чтоб он не упал с лестниц», поскольку князь Д. В. Голицын страдал близорукостью42.

Между тем князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771-1844) был храбрым воином и талантливым государственным деятелем. Уже в 1794 году он получил Георгиевский крест при взятии Варшавы. В 1798 году князь Голицын становится шефом Кирасирского полка. В 1806-м, командуя 4-ой дивизией, отличается в бою при Голымине. В августе 1812 года Д. В. Голицын - командир кирасирского корпуса. Сражался при Бородине, под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Красным. Участвовал в заграничном походе русской армии (1812-1814).

6 января 1820 года князь Д. В. Голицын назначается московским военным генерал-губернатором. Находясь на этом посту, он внес большой вклад в дело восстановление сожженной французами Москвы. Современник писал о нем: «Как начальник и как человек он обладал лучшими качествами, так как умел привлекать молодые деятельные силы того времени в лице своих ближайших сослуживцев и помощников. В нем эти силы находили поддержку и совет, от него получили направление и энергию в общем труде по управлению и устроению Москвы. Старожилы-москвичи до сих пор еще ясно сохраняют в своей памяти эпоху управления Москвой князя Дмитрия Владимировича, и имя его вместе с представлением о нем как о человеке добром и симпатичном сохраняется в московских преданиях о старине довольно твердо и до сих пор. Административный талант в князе Дмитрии Владимировиче слагался на чисто практических началах; всякому задуманному им предприятию еще в самом зародыше его он умел как-то давать особенно счастливое направление, вследствие которого такое предприятие не оставалось только на бумаге, оно скользило мимо всех канцелярских формальностей и в конце концов большею частию быстро получало (...) осуществление на деле»43.

За год до смерти Д. В. Голицын продал свою наследственную землю на Большой Калужской Николаю I44, давно хотевшему приобрести этот участок, чтобы объединить купленные им в 1832 году для жены имения графини А. А. Орловой-Чесменской с Нескучным. По преданию, княгиня Наталья Петровна, жившая в Петербурге, ни за что не хотела расставаться с московской дачей. Известно, что Д. В. Голицын в марте 1833 года согласился на проведение берегом Москвы-реки через голицынский участок «езжалой дороги», соединяющей оба императорские владения45. Однако дело затянулось - возможно, уперлась княгиня. В 1834 году император утвердил план построения дороги, «минуя дачу княгини Голицыной, с одной стороны по улице (Большой Калужской. - О. И.), а с другой - вдоль реки по бечевнику»46.

После смерти Натальи Петровны Голицыной минуло 5 лет, прежде чем встал вопрос о продаже ее дачи (дело началось 9 декабря 1842 года). 6 января 1843 года последовал императорский указ: «Участок земли, состоящий в Москве, Серпуховской части 5 квартала под N 732 между Нескучным и Александринским садами, принадлежащий генералу от кавалерии князю Голицыну, повелеваю Департаменту уделов купить за назначенную владельцем цену тридцать тысяч рублей серебром, выдав сии деньги имеющему доверенность на получение оных генерал-адъютанту моему графу Протасову, и принять на счет удельных же сумм расходы по совершению купчей. Участок сей, которому состоять в заведывании Московской дворцовой конторы, предоставляю в дар Ее Императорскому Величеству, любезной супруге моей, в вечное и потомственное владение». Купчая крепость была оформлена 17 марта 1843 года.

Владение, приобретенное императором, занимало территорию площадью около 12,5 га. По Большой Калужской улице участок протянулся почти на 250 метров, а по берегу Москвы-реки - на 297 метров. Со стороны улицы двор Голицыных ограждал дощатый забор. В парке росло более 2500 деревьев - 2300 лип, 215 берез, 60 кленов. Строения пребывали в удручающем состоянии. Главный дом - каменный одноэтажный Г-образный в плане, покрытый тесом - стоял практически без стекол в окнах. Его местонахождение точно не известно. Все это было снесено, и никто теперь точно не скажет, где могла останавливаться, наезжая в Москву, «пиковая дама».

Усадьба графини А. А. Орловой-Чесменской

В июне 1754 году Прокофий Акинфиевич Демидов покупает в районе Большой Калужской улицы владение княгини Д. Ф. Репниной, а в октябре - расположенный рядом двор Соймоновых (купчие крепости были оформлены на его жену Матрену Антиповну). На образовавшемся большом участке Демидов строит каменный дом (сейчас в нем находится Президиум РАН)47.

П. А. Демидов (1710-1786) был сыном А. Н. Демидова - известного горнозаводчика и одного из самых богатых людей тогдашней России. Акинфий Никитич умер в 1745 году, оставив после себя троих сыновей: Прокофия и Григория от первого брака и Никиту от второго. Считая более способным к продолжению горнозаводского дела младшего, Демидов-отец оставил ему все заводы, а старшим выделил деревни и часть движимого имущества. Прокофий и Григорий опротестовали завещание и нашли понимание со стороны императрицы Елизаветы. Она уничтожила духовную Демидова и приказала его сыновьям во избежание споров и тяжб приступить к полюбовному разделу наследства. В 1759 году был утвержден раздельный акт, по которому Прокофий получил богатые Невьянские заводы. Но ни у него, ни у Григория заводское дело не заладилось, и их заводы и предприятия перешли в другие руки. П. А. Демидов, продав свои заводы Савве Яковлеву, посвятил себя другим занятиям: садоводству и меценатству. Особое пристрастие питал он к пчеловодству, написав даже трактат «Об уходе за пчелами» (1765)48. Будучи членом Московского Опекунского совета, П. А. Демидов принял активное участие в постройке Воспитательного Дома и создании при нем Коммерческого училища. Много пожертвовал Прокофий Акинфиевич и Московскому университету, а также купил дом за 10000 рублей, куда университет переехал.

Как выглядел дворец Демидова на Большой Калужской улице в то время, мы точно не знаем: здание неоднократно перестраивалось49. По воспоминаниям современника, архитектура дворца была причудливая, но красивая; снаружи весь его обили железом для предохранения от пожаров. Внутреннее убранство поражало роскошью и большим количеством редких дорогих вещей, привезенных из Европы. По дорогим заграничным коврам гуляли ручные обезьяны, кролики, всевозможных пород собаки и другие животные, на потолках красовались золотые клетки с заморскими птицами, в мраморных бассейнах плавали заморские же рыбы50. Около дворца Демидов разбивал уникальный сад, описание которого оставил академик Паллас, побывавший здесь в 1781 году:

«Сад сей заведен вместе с преогромным домом около 1756 года. Берег реки был тогда совсем неудобен для заведения сада; но 700 человек целые два года работали над разравниванием холма, над берегом находившегося, снося землю с оного к берегу, дабы сад получил правильную фигуру амфитеатра, какую он ныне имеет. После чего владетель сего сада определил его сперва для плодов, а, наконец для одной ботаники, и построил в нем множество каменных оранжерей.

Сей сад идет от двора к Москве-реке уступами разной ширины и высоты, но длиною везде в 95 сажень; самая верхняя площадка отделяется от двора прекрасною железною решеткою, имеет около десяти сажень в ширину. С правой стороны находятся гряды для луковиц и как бы зверинец для кроликов, кои здесь и зиму сносят на открытом воздухе; а с левой стены каменные, к полудню обращенные, для защищения плодовитых нежных дерев от непогоды и парник для ананасов. С сего уступа ведет сход, состоящий из 17 ступеней, железными плитами, так как и во всем саду выложенных, ко второй площадке сада, имеющей в ширину более 10 сажень.

(...) Второй сход отсюда ведет к третьей площадке сада - пространнейшей, нежели первые две, коей противоположную сторону занимают две оранжереи шириной с весь сад. (...) 3а сею следует четвертая площадка, во всем предыдущим подобная, и с обеих сторон оной находятся зимние оранжереи. Наконец следует пятая площадка сада - самая пространнейшая и простиравшаяся до самого берега Москвы-реки, и составляет отчасти нижнюю самую площадь саду, оранжереями замыкающуюся, на ней находится также большой пруд и птичник, деревьями обсаженный».

(...) Сад сей не только не имеет себе подобного во всей России, но и со многими в других государствах славными ботаническими садами сравнен быть может как редкостью, так и множеством содержащихся в оном растений»51.

От первой жены (урожденной Пастуховой) Демидов имел троих сыновей: Акакия, Льва и Амоса, а от второй - Татьяны Васильевны Семеновой - четырех дочерей. После смерти Прокофия Акинфиевича его дворец достался, судя по некоторым косвенным данным, Акакию и в 1791 году был куплен генерал-прокурором князем А. А. Вяземским, а в 1793 году после смерти Вяземского приобретен графом Ф. Г. Орловым52. Гербарий и часть библиотеки П. А. Демидова наследники пожертвовали Московскому университету.

В начале 1780-х годов Ф. Г. Орлов часто бывал у братьев Ивана и Алексея, живших на Большой Калужской. Местность эта ему понравилась, и в августе 1785 года Федор Григорьевич купил у М. В. Чернявской двор «с деревянным строением», расположенный на левой стороне улицы, а в октябре 1786 года у Н. М. Походяшина -большой участок с «каменным и деревянным строением, с садом, с березовою рощею, и с пустопорозжею землей», находящийся на правой стороне улицы. Сынишка В. Г. Орлова Александр 25 октября 1786 года записал дневнике: «Дядюшка г[раф] Федор Г[ригорьевич] не живет у нас более по-прежнему, но у дядюшки г[рафа] Алексея Г[ригорьевича], подле которого купил место для построения дома»53.

Согласно исповедным книгам церкви Ризположения за 1787 год, в качестве обитателей нового дома Ф. Г. Орлова, кроме дворовых, числились четверо военнослужащих, придворный лакей Иван Григорьев и архитектор Николай Матвеев54. Среди дворовых людей графа были цыгане и даже «крещеный турка»55. По-видимому, в то время на участке, купленном у Походяшина, Федор Григорьевич с помощью своего архитектора разбивает английский сад и строит на высоком уступе над Москвой-рекой домик (получивший позднее название Летнего), с балкона которого открывался прекрасный вид на Воробьевы горы, Новодевичий монастырь и Кремль. Под горой он велел выкопать пруд и устроить островок с беседкой, а рядом разместить другой домик с портиком (впоследствии названный Ванным); кроме того, в саду был сделан таинственный грот, поставлены скульптуры и беседки56. Англичанка Кэтрин Вильмот, в 1807 году видевшая этот сад, так описывает его: «Он изрезан бесчисленными дорожками, холмиками, лужайками и обрывами; разнообразие беседок и купален радует глаз. Между прочим, в парковой архитектуре используется березовая кора: вы и представить себе не можете, как это замечательно выглядит - как будто летние домики и беседки возведены рукой самой природы»57.

После покупки дворца Демидова особых перестроек в своих владениях граф Федор Григорьевич, по-видимому, не производил. Известно, что его домашний архитектор Н. Матвеев наблюдал за возведением в «демидовском доме» конюшни, ворот, «через овраг моста», починкой железной кровли, «за намощением мостовой на берегу Москвы-реки противу лабазов, где лежит хрустальная и стеклянная посуда» (у Орловых был стекольный завод), контролировал работы в «аглинском саду и в ранжереях» (во владении графа Федора Григорьевича различали «верхний» и «аглинский» сады)58.

В 1826 году графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская прибыла в Москву в связи с коронацией Николая Павловича, сопровождая его жену Александру Федоровну. Императрица была больна и не могла жить в Кремле, а поселилась с детьми во дворце графини. 30 июля воспитатель Великого князя Александра Николаевича К. К. Мардер записал в своем дневнике: «Вчера мы переехали в дом к графине Орловой; он в городе в верстах в 5-ти от Кремля на берегу Москвы-реки. Здесь поневоле сознаешь, что Москва, а еще более ее окрестности, очаровательны. Дом графини Орловой окружен садом, превосходно содержимым и составляющим исключение между московскими садами; чистота, с которой содержится дом и сад, не уступает царско-сельской, но имеют то преимущество, что со всех сторон окружены прелестными видами»59.

22 августа происходила коронация Николая I. 31 августа во дворце А. А. Орловой-Чесменской отметили день ангела наследника престола Великого князя Александра Николаевича. В сентябре здесь состоялся торжественный бал в честь императора и его семьи. Сохранилось описание этого праздника:

«Бал, данный текущего месяца графинею Анной Алексеевной Орловой-Чесменской совершенно в другом вкусе, чем праздник князя Николая Борисовича Юсупова. Это то, что называется в области изящного grandioso; это такой бал, какой доселе мог дать только владетельный государь. Вообразите залу 80 аршин (57 метров. - О. И.) длины, и вы не удивитесь, что тысяча персон весьма свободно в ней помещалась, что нужно было 7000 свеч, чтобы осветить ее! Гигантские деревья южного климата, обрезанные кронами и поставленные против каждого окошка в позлащенных чанах, сливали свою зелень с блеском позолоты и пурпуром богатейшей драпировки, коею была убрана сия зала. Под колоннадою, составляющею хоры, расставлены были карточные столы, так что игравшие могли видеть танцевавших, могли разделять истинное веселье, царствовавшее в сем храме удовольствий, оживотворенное участием августейших посетителей, приветливостью и вниманием почтенной хозяйки. В полночь открылся занавес, закрывавший ход в пристроенную галерею, и гости вслед за государем и царскою фамилиею вошли в драгоценную турецкую палатку, огромность коей можно некоторым образом постичь, узнав, что в ней был ужин на 500 кувертов. Царский стол находился посредине в полукруглой нише, а от него два стола поперечь для мужчин и шесть для дам в длину, по три на каждую сторону. Излишне кажется говорить о великолепии столовых убранств, об освещении зал, о богатстве ливрей на слугах, о прекрасной иллюминации двора и сада и т. п. Заметим только, что царская фамилия кушала на золоте и драгоценнейшем фарфоре, а для все прочих приборы были на серебре. Палатка сколько пленила всех красотою, столько же достопамятна и тем, что сделана на подобие той, которая была подарена султаном бессмертному герою, знаменитому родителю хозяйки, заставившему трепетать гордый Стамбул и истреблением флота его при Чесме.

Сей прекрасный бал кончился не прежде 5 часов за полночь. Государь император, государыня императрица и великая княгиня Елена Павловна изволили уехать в третьем часу; великий князь Михаил Павлович оставался несколько долее, его высочество принц Карл - до самого конца»60.

Дворец, именовавшийся в то время Майским, очень полюбился императрице Александре Федоровне, о чем графиня Анна Алексеевна, вероятно, тогда же и была поставлена в известность. Но только в 1831 году она принимает решение продать дворец Николаю I. Официальное дело о продаже началось в конце ноября 1831 года61. 26 мая 1832 года последовал высочайший рескрипт на имя министра двора князя П. М. Волконского: купить дом графини А. А. Орловой-Чесменской «со всеми принадлежащими к оным землями, строениями, садами, оранжереями и при оных заведениями и с имуществом, в описи значившимся, за один миллион пятьсот тысяч рублей». Отныне он по приказанию Николая I стал называться Александринским летним дворцом. Купчая крепость была совершена 30 июля. Так возник Нескучный сад, которым императорская фамилия владела до 1917 года.

1. РГАДА. Ф. 282, оп. 1 (ч. 1), N 461. С. 1098-1099 (N 1058). Кстати, в упомянутой купчей указывалось, что проданное архимандритом строение находилось на дворе, который являлся вкладом (возможно, в связи с постригом) в Заиконоспасский монастырь аптекаря Дмитрия Даниловича Гурчина.
2. Михайлов А. Архитектор Д. В. Ухтомский и его школа. М., 1954. С. 184; Архитектор Дмитрий Васильевич Ухтомский. 1719-1774. Каталог. М., 1973. С. 16-17.
3. «В окрестностях Москвы». Из истории русской усадебной культуры XVII-XIX веков. М., 1979. С. 386.
4. РГАДА. Ф. 1320, оп. 1, N 821, л. 3-5 об.
5. Забелин И. Е. Историческое описание Донского монастыря. М., 1893. С. 12.
6. Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Око государево. Российские прокуроры. XVIII век. М., 1994. С. 11-36.
7. РГАДА. Ф. 1320, оп. 1, N 807, л. 2-25.
8. Романюк С. К. По землям московских сел и слободы. М., 1998. Ч. 1. С. 605-606.
9. Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы. М., 1954. Т. 2. С. 334-335, 533.
10. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 747, N 682, л. 4 об.; N 2019.
11. ЦАНТД. Серпуховская часть. N 733.
12. Московские ведомости. 1805. N 59.
13. Воздухоплавание и авиация в России до 1907 года. М., 1956. С. 37-38.
14. Москвитянин. 1844. Ч. V. N 9. С. 175.
15. ЦИАМ. Ф. 16, оп. 6, N 3320, л. 4 об.
16. Там же. Ф. 203, оп. 747, N 872, л. 172; N 912, л. 170; N 928, л. 78; N 948а, л. 128 об; ф. 163, оп. 4, N 43, л. 98 об. В 1817 г. Е. Ф. Риттер назван полковником, а в 1818-м - титулярным советником. Сам Егор Федорович в Нескучном не жил: в исповедных ведомостях значатся только его слуги. Попытки устроить производство в Нескучном или по соседству с ним предпринимались и позже. Так, в 1838 г. в непосредственной близости от сада на берегу Москвы-реки, купец Пантелеев решил строить фабрику (РГАДА. Ф. 1239, оп. 3, N 29928).
17. Александров Л. П. Прошлое Нескучного сада. Историческая справка. М., 1923. С. 7.
18. Путеводитель по Москве, изданный Сергеем Глинкою сообразно французскому подлиннику г. Леконта де Лаво с некоторыми пересочиненными и дополненными статьями. М., 1824. С. 361.
19. ЦИАМ. Ф. 16, оп. 6, N 2337, т. 3, л. 54-54 об.
20. Там же. Ф. 203, оп. 747, N 1012а, л. 579. Кроме указанных лиц в исповедной ведомости значатся: воспитанник Шаховских 14-летний Е. П. Ильин и титулярный советник Н. И. Козловский (29 лет).
21. Загоскин М. Н. Сочинения. СПб., 1889. Т. V. С. 462-467.
22. Александров Л. П. Указ. соч. С. 7
23. РГАДА. Ф. 1239, оп. 3, N 29623, 29632.
24. ИЗО ГИМ. План Нескучного сада 1826 года.
25. Утренняя звезда. М., 1831. С. 35-36.
26. Русская старина. 1881. N 8. С. 601-602.
27. Александров Л. П. Указ. соч. С. 9-13; РГАДА. Ф. 1239, оп. 3. N 29673, 29774, 29799.
28. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 747, N 1151, л. 180; N 1190, л. 548.
29. Там же. N 1210, л. 184 об.-185.
30. Чернов Н. Повесть И. С. Тургенева «Первая любовь» и ее реальные источники // Вопросы литературы. 1973. N 9. С. 225, 229.
31. Романюк С. К. Указ. соч. С. 617.
32. Чернов Н. Указ. соч. С. 226.
33. Там же. С. 233.
34. ЦАНТД. Серпуховская часть. N 675, л. 3.
35. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 747, N 1232, л. 563.
36. Чернов Н. Указ. соч. С. 241.
37. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 747, N 1300, л. 596 об.; N 1387, л. 655 об.; N 1432, л. 713; N 1475, л. 686 об.
38. ЦАНДТ. Серпуховская часть. N 675, л. 3 об.
39. РГАДА. Ф. 1320, оп. 1, N 807, л. 9.
40. Рассказы бабушки. Л., 1989. С. 177.
41. Старые годы. 1910. Июль-сентябрь. С. 161.
42. Рассказы бабушки. Л., 1989. С. 178-179.
43. Ураносов Г. Указ. соч. С. 26.
44. РГАДА. Ф. 1239, N 30039.
45. Там же. N 29801.
46. Там же. N 29791.
47. Москва. Актовые книги XVIII столетия. М., 1898. Т. 8. С. 212 (N 350), 229 (N 585); РГАДА. Ф. 931, оп. 2, N 984.
48. Александров Л. П. Указ. соч. С. 16-17; Русский биографический словарь. СПб., 1905. С. 210-211, 231-232.
49. Анциферова Г. М. Дворец в Нескучном // Памятники русской архитектуры и монументального искусства. М., 1983. С. 92-109.
50. Пыляев М. И. Замечательные чудаки и оригиналы. М., 1898. С. 458.
51. Александров Л. П. Указ. соч. С. 19-20.
52. ЦИАМ. Ф. 50, оп. 1, N 300, л. 12; ф. 203, оп. 745, N 63, л. 132; N 74, л. 175 об.; РГАДА. Ф. 1239, N 29712, л. 59.
53. ЦИАМ. Ф.105, оп. 11, N 3, л. 246; РГАДА. Ф. 1239, N 29712, л. 59; Памятники культуры. Новые открытия. 1983. Л., 1985. С. 146.
54. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 745, N 559, л. 240 об.
55. Там же. N 52, л. 93-94 об., 97, 99 об.; N 58, л. 169; N 79, л. 37.
56. Александров Л. П. Указ. соч. С. 48.
57. Дашкова Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 323.
58. РГАДА. Ф. 1273, оп. 1, N 629.
59. РС. 1885. N 2. С. 346-347.
61. РГАДА. Ф. 1239, оп. 3 (ч. 60), N 29712.