«1793-1796. Репрессии по делу Новикова и разгром московского круга масонов К[арамзина] не затронули, но подозрения остались. По Москве распространялись слухи, что К[арамзин] умер или сослан. Эти годы К[арамзин], с перерывами, проводит в имении Плещеевых Знаменском (Орловского наместничества)»1.Плещеевы не славились богатством, хотя их род уходил в глубокую древность. Алексей Александрович Плещеев (1755-1827), премьер-майор, служил в Московском казначействе, его жена Анастасия Ивановна (1754-?), урожденная Протасова, была обаятельной энергичной хозяйкой дома, переводила с французского, сочинила пьесу «Желанное возвращение» (1794). Карамзин познакомился с Плещеевым в 1780-х годах, став для них «сыном и другом»; им он посвятил «Письма русского путешественника».
В Знаменское Карамзина привела не столько боязнь за себя, сколько необходимость «скрыться в малом мире, чтобы осмыслить (...) большой»2. Оттуда он пишет И. И. Дмитриеву:
«Я живу, любезный друг, в деревне с людьми милыми, с книгами и с природою, но часто бываю очень, очень беспокоен в моем сердце. Поверишь ли, что ужасные происшествия Европы волнуют всю мою душу? Бегу в густую мрачность лесов - но мысль о разрушаемых городах и погибели людей теснит мое сердце. Назови меня Дон-Кишотом; но сей славный рыцарь не мог любить Дульцинею свою так страстно, как я люблю человечество!»3
«Не правда ли, что я зажился в деревне? Между тем московские мои приятели заклинают меня скорее возвратиться в Москву, чтобы уничтожить разные слухи, рассеянные обо мне злобою и глупостью; одни говорят, что меня уже нет на свете; другие уверяют, что я в ссылке... Люди не хотят верить, чтобы человек, который вел в Москве довольно приятную жизнь, мог из доброй воли заключиться в деревне, и притом в чужой! и притом осенью! Все такие слухи не заставят меня ни днем скорее выехать из Знаменского»4.
Ибо деревня оказалась по нраву Николаю Михайловичу. В свободное время он бродил по окрестным рощам, часами просиживал над тихой речкой Кутьмой, а вечера любил проводить на террасе, выходящей в парк. В Знаменском Карамзин создал любопытную брошюру, единственный сохранившийся в нашей стране экземпляр которой был обнаружен в Государственной Исторической библиотеке. «Брошюра (...) содержит литературные игры - разумеется, на французском языке, - которым предаются в Знаменском летом 1794 г. Настасья Ивановна Плещеева, Карамзин, некая мадемуазель Полина и еще ряд лиц; (...) упоминаются Платон Бекетов и дети Плещеевых Александр и Александра. Значительное место среди литературных игр занимают рассказы, где надо было употребить заданные слова. Печатаются тексты на одни и те же слова, составленные Карамзиным и другими участниками кружка. Так, например, на слова: философ - Знаменское - Мискетти - Москва - трубка - куртка - корабль - бумага - пруд - Мишель - поле (все слова, как и весь текст брошюры, по-французски) Карамзин написал короткий рассказ в жанре лирического монолога. Знаменская реальность переключается в идиллию»5.
Что касается А. И. Плещеевой, ее с Карамзиным связывали непростые отношения - предмет пристального интереса современников и позднейших исследователей. Вторую книгу литературного альманаха «Аглая» Карамзин адресовал Анастасии Ивановне с такими словами: «Другу моего сердца, единственному, бесценному. (...) Твоя нежная, великодушная дружба составляет всю цену и счастье моей жизни. Ты мой благодетельный гений, гений-хранитель! Мы живем в печальном мире, где часто страдает невинность, где часто гибнет добродетель, но человек имеет утешение - любить!»
«В ее-то (А. И. Плещеевой. - А. Б.) сельском уединении развивались авторские способности юного Карамзина. Она питала к нему чувства нежнейшей матери», - отмечал И. И. Дмитриев в книге «Взгляд на мою жизнь» (М., 1866).
В своем «Послании к женщинам» (1795) Карамзин, обращаясь к Анастасии Ивановне, писал: «Десять лет тот день благословляю, когда тебя, мой друг, увидел в первый раз; гармония сердец соединила нас».
«В мартовской книжке «Московского журнала» за 1792 год помещено начало повести «Лиодор». Это один из первых опытов лирического повествования в прозе Карамзина. Перебиваемое обращениями к Аглае, оно отчетливо ритмизировано и пронизано аллитерациями. Слияние внешнего пейзажа и внутреннего настроения повествователя придают тексту подчеркнуто субъективный характер. (...) Отношение повести к реальной биографии весьма сложно. Читатели тех лет уже умели прямо относить слова, обращенные к Аглае, в адрес Настасьи Ивановны Плещеевой, что даже шокировало некоторых из них. В этом ключе отрывок «Невинность» читался как декларация возможности совершенно необычных, чистых и возвышенно-дружественных и одновременно чувствительно-близких отношений между поэтом и его вдохновительницей, между мужчиной и женщиной. Так читал эти отрывки и М. П. Погодин, комментируя «Лиодора», он уверенно заявлял: «Это было, следовательно, в сентябре 1791 года. (...) Аглая есть Настасья Ивановна Плещеева»6.
«Долгая привязанность Н. М. Карамзина с А. И. Плещеевой была своего рода сентиментальный роман со слезами и не без надрыва. Со временем отношения осложнились из-за чрезмерной неуравновешенности стареющей дамы: она подчас устраивала своему чувствительному другу весьма бурные сцены7.
Дружба связывала Николая Михайловича и с Александром Алексеевичем Плещеевым (1778-1862) - сыном владельцев Знаменского, жившим в селе Большая Чернь Болховского уезда Орловской губернии, где Карамзин наверняка бывал.
Еще в 1788 году произошло знакомство Карамзина с Елизаветой Ивановной Протасовой (1767-1802) - сестрой Анастасии Ивановны. 24 апреля 1801 года Николай Михайлович отправил И. И. Дмитриеву письмо из Москвы: «С сердечной радостью уведомляю вас, что я женился на Елизавете Ивановне Протасовой, которую 13 лет знаю и люблю. (...) Она имеет только 150 душ, но я надеюсь, что с моим доходом мы проживем год без нужды и с приятностью»8.
В качестве приданого Е. И. Протасова получила село Покровское, Бортное тож, Мценского уезда Орловской губернии. Так Карамзин стал орловским помещиком. Через год, вскоре после рождения дочери, Елизавета Ивановна неожиданно скончалась. Некоторые исследователи считают, что именно в ее честь названа героиня «Бедной Лизы».
«Ревизская сказка 7 сентября 1811 года села Покровское, Бортное тож, (...) помещицы Елизаветы Ивановны Карамзиной, урожденной Протасовой, по кончине ее доставшегося дочери, малолетней девице Софье Николаевне Карамзиной, и седьмую часть мужу ее, коллежскому советнику и кавалеру Николаю Михайловичу Карамзину, о состоящих мужского пола дворовых людях и крестьянах. Всего: дворовых - 3, крестьян - 135»9.
Рождение дочери привело Н. М. Карамзина в восторг. 12 февраля 1802 года он писал И. И. Дмитриеву: «Милый друг, я отец маленькой Софьи. Лизанька родила благополучно, но еще очень слаба. (...) Я уже люблю Софью всею душою и радуюсь ею»10.
Софья Николаевна Карамзина (1802-1856) была замечательным человеком - умным, образованным, душой отцовского салона. Она дружила с А. С. Пушкиным и М. Ю. Лермонтовым, в ее альбоме оставили записи Е. А. Боратынский, П. А. Вяземский, А. С. Хомяков, Е. П. Ростопчина...
На Орловщине есть еще несколько «карамзинских» мест. При селе Покровское, Бортное тож, и деревне Бычки находилось имение графини Натальи Дмитриевны Протасовой (урожденной княжны Голицыной), жены графа Николая Александровича Протасова - двоюродного брата Е. И. Карамзиной.
Н. М. Карамзин посещал орловские города Болхов и Мценск. В селе Покровском у него часто бывал один из основоположников русской агрономической науки А. Т. Болотов. В письмах Карамзину Андрей Тимофеевич упоминает села Мценского уезда Алябьево, Болгары, Глазково, Лопашино, Каменка, Спасское-Лутовиново11.
Состоя в родстве с поэтом В. А. Жуковским (по линии его сводной сестры), жившим в деревнях Муратово и Холх Орловской губернии, Карамзин мог приезжать и сюда. Не исключено также, что он встречался на Орловщине со своим тогдашним единомышленником - писателем-просветителем Н. И. Новиковым, который имел усадьбу в деревне Вишневец (ныне Свердловского района Орловской области).
Н. М. Карамзин был знаком со многими орловцами. Вот как характеризует он уроженца Орловской губернии, московского генерал-губернатора графа Ф. В. Ростопчина: «Москва, 20 августа 1812 г. Хорошо, что имеем градоначальника умного и бодрого, которого люблю искренне как патриот патриота. Я рад сесть на своего серого коня и вместе с московскою удалою дружиною примкнуть к нашей армии»12.
Другой уроженец Орловского края, библиограф и археограф К. Ф. Калайдович, присылал Карамзину летописи для работы над «Историей государства Российского». У своего друга орловца Н. И. Кривцова - тульского, воронежского и нижегородского губернатора, участника Отечественной войны 1812 года - Николай Михайлович был посаженным отцом на свадьбе.
В 1796 году в первой книге поэтической антологии «Аониды» Карамзин напечатал «Оду на сожжение в Орле фейерверка в день коронации императора Павла I», автор которой, А. И. Клушин, родился в городе Ливны Орловской губернии.
Орловские годы убедительно показали, что Николай Михайлович умел находить великое буквально во всем. Орловщина благотворно повлияла на его душевное состояние: рядом с ним были любимые люди, он занимался любимой работой, общался с красотой среднерусской природы, возрастал как творческая личность, набирался сил для будущих свершений. Эта пора запечатлелась в памяти Карамзина как одна из лучших страниц его жизни. На орловской земле он испытал чувство беспредельного счастья и любви, свободы и спокойствия, потому что наконец-то обрел долгожданную гармонию с самим собой. «Да, друзья мои, я утверждаю, что можно быть счастливым в Знаменском, как и в Москве, - лишь бы быть философом и уметь ценить жизнь. Без сожаления оставляю я городские удовольствия - я их нахожу много в моем сельском уголке. Они милы моему сердцу. Здесь я не слышу пения Мискетти, но слушаю песни соловья, и одно стоит другого (да простят меня виртуозы искусств!). Сидя на берегу прозрачного пруда, я мирно созерцаю его спокойные волны - разительный образ спокойствия моей души. Пусть благодетельная пыль навсегда покроет мое парадное платье! Я предпочитаю мою куртку из простого полотна, такую удобную и такую легкую. И когда иду полями, устремляя мой взор то на ковры лугов, всегда столь прелестные, то на лазурный свод неба, всегда столь величественный, - великий Боже, что за сладкое и чистое наслаждение для моего чувствительного существа! Здесь меня ничто не стесняет; я всегда сам себе господин, я могу делать все что хочу; могу забываться в мечтах, курить мою трубку, хранить молчание целыми часами, читать или марать бумаги, чтобы немного развлечь моих друзей. Здесь я вижу только тех, кого люблю. (...) Здесь у меня нет забот, и мой корабль в гавани»13.
3 декабря 1999 года на фасаде Орловского государственного университета была торжественно открыта мемориальная доска, посвященная Н. М. Карамзину.