Матери Егор лишился в шесть лет. Однажды учительница сказала его отцу, что хлебопашца из мальчика не выйдет: он больше склонен к рисованию. Да и односельчане не раз видели, как, ожидая своей очереди на мельнице, Егор увлеченно рисовал палкой на пыльной дороге. В конце концов священник убедил Петра Ивановича отдать сына учиться.
Окончив Аксаурское училище, Егор перепробовал не одно занятие, прежде чем устроиться копировальщиком лесного ведомства в Казани. Добрые люди помогли ему подготовиться к экзаменам в Казанскую художественную школу, которые он успешно выдержал в 1906 году. В 1909-м Егор окончил полный курс факультета живописи, а затем и архитектурный факультет училища с правом внеконкурсного поступления в Петербургскую Академию художеств. Учеба совмещалась с практической работой: в это время Егор Кадин выполняет проекты и рабочие чертежи ряда строившихся в Казани объектов: казарм пехотного полка, здания Азово-Донского банка, школ, деревянной церкви в Пороховой слободе. Имея отсрочку от призыва в армию лишь на период обучения, он после школы зачисляется на воинскую службу вольноопределяющимся, в ноябре 1912 года держит экзамен и производится в чин прапорщика.
Еще в Казани Егор познакомился с Еленой Павловной Пономаревой - целеустремленной развитой девушкой, экстерном окончившей гимназию, с отличием - бухгалтерские курсы и поступившей в контору фирмы "Зингер" на должность бухгалтера. Вскоре она стала невестой Георгия Петровича. Влюбленные еще не знали, что их ждет долгая разлука. Десять лет они были женихом и невестой и ровно столько же (до кончины Георгия Петровича) - мужем и женой.
Г. П. Кадин переехал из Казани в Петербург. Опоздав с поступлением на первый курс Академии, он пошел работать - сначала в мастерскую архитектора-художника А. Б. Ригельсона, где занимался проектированием доходных домов, потом в контору академика архитектуры Ф. И. Лидваля, строившего в те годы жилой дом на Большом проспекте, 39, здание Акционерного общества "Пекарь" и возводившего железобетонный свод в главном здании Биржи (совместно с М. М. Перетятковичем). До экзаменов в Академию художеств оставалось два месяца, когда грянула первая мировая война. Как офицера запаса Кадина призвали в армию в распоряжение начальника артиллерии Западного фронта на должность разведчика-наблюдателя.
Георгий Петрович оказался отличным командиром-артиллеристом, пользовался большим уважением товарищей-офицеров и любовью солдат. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, удостоился пяти боевых орденов. К осени 1916 года его дважды повысили в чине и наградили золотым оружием. Получив однажды от друзей посылку - ящик с акварельными красками и альбомом, он в минуты отдыха писал портреты сослуживцев, пейзажи, рисовал шаржи. Этот альбом в холщовом переплете до сих пор хранится в нашей семье.
В начале октября 1916 года Г. П. Кадин командируется на радиокурсы при штабе 4-й армии, а затем проходит специальный курс корректировки артиллерийской стрельбы с самолетов. Новая специальность увлекла его. Он направляется в Киевскую военную школу летчиков-наблюдателей и, окончив ее в апреле 1917 года, зачисляется в авиаотряд. 16 июня 1917 года он был ранен. Сохранилось письмо, написанное им невесте через несколько дней после этого:
"Дорогая Лена! Шлю тебе пожелания не из-за облаков, а из госпиталя. Пишу левой рукой. Я потерпел крушение. Возвращаясь из разведки, на высоте 800 метров остановился мотор, и мы пошли к земле. Упали в проволочные заграждения. Аппарат разбился в куски. Я повредил правую руку, лицо, грудь и бок. В общем, отделались счастливо. При таких катастрофах от пилотов остается немного. Пережил ужасное состояние. Будучи ранен до катастрофы, я летал с перевязанной рукой, и в момент катастрофы под мотором меня удавила перевязка через плечо и бинокль. В то же время меня обливал бензин. К счастью, мотор не работал, иначе я был бы факелом".
После революции штабс-капитан Кадин единодушно избирается командиром красногвардейского 25-го авиаотряда. В годы Гражданской войны он командовал Тверской авиагруппой Красной армии и воздушным флотом Юго-Западного фронта. Последняя армейская должность Г. П. Кадина - старший инспектор и одновременно начальник оперативного отряда штаба воздушного флота Советской России. В ноябре 1921 года его как инженера-архитектора перевели в Главное управление авиационной промышленности.
Г. П. Кадин был в числе создателей отечественного авиапрома. В 1925 году он участвовал в инженерно-строительном обеспечении трассы исторического перелета группы советских самолетов по маршруту Москва-Пекин. В своих воспоминаниях генерал-майор авиации А. А. Красовский писал о Кадине как о выдающемся специалисте. Георгий Петрович руководил огромным объемом строительства авиазаводов, испытательных корпусов, объектов жилья и соцкультбыта для авиапоселков. Последняя его работа, завершенная за две недели до смерти, - проект общежития Московского авиационного института.
Но вернемся в 1920-е годы, когда Георгию Петровичу удалось реализовать и давнишнюю свою мечту о занятиях живописью и архитектурой. В 1922 году он вступил в Ассоциацию художников революционной России (АХРР): "Будучи по основной профессии художником, я в течение долголетней работы в Воздушном Флоте приобрел громадный материал для отражения в искусстве боевой работы, быта и производства Воздушного Флота". В 1925 году по заказу Авиахима Георгий Петрович выполняет серию открыток на авиационную тему. Одна из них сохранилась в семье: "Геройская гибель капитана Нестерова". Еще на фронте дед взял себе псевдоним Г. Георгиев (тогда офицеру неудобно было подписываться в подобных случаях своим именем). Он - автор множества живописных и графических работ, экспонировавшихся в Москве, Вене, Праге. Среди них - "Великий перелет", "Ночь над облаками", "Гибель летчика Черухина", "Два ураганных артиллерийских огня", "Старая Варварка в Москве", "Бой над Кронштадтом"...
Увлекался Георгий Петрович и литературой. В ассоциации красноармейских писателей он познакомился со С. Щипачевым, В. Вересаевым, Н. Асеевым. Очень любил поэзию Маяковского и не пропускал ни одного его выступления. Со временем и сам начал писать статьи в газеты и журналы. Им созданы две пьесы о первой мировой войне - "Гром великий" и "Заговорщики".
"Десять лет мирной жизни в судьбе Георгия Петровича были заполнены до предела разносторонними творческими делами, постоянной заботой о семье. Помогал он и своим родным в Аксауре, и товарищам по работе. Казалось, какой-то вечный двигатель работает в этом с виду спокойном человеке", - вспоминала его дочь Ираида Георгиевна. Умер он 28 апреля 1931 года, прожив всего 46 лет.
Отца своего мама очень любила и хотела во всем походить на него.
"Отец очень рано давал мне акварельные краски, и я рисовала. Мои работы ему нравились, и он даже устраивал маленькие выставки. Потом он стал давать мне масляные краски и даже сажать за свой мольберт, ставил натюрморт. Учил рисовать деревья, объясняя красоту их строения. Девяти лет я уже помогала ему делать копии на кальке тушью с его чертежей. Он говорил с гордостью: "Смотри, скоро мы будем работать вместе!" Я начала (...) рисовать то, что меня волнует, потрясает, не выходит из памяти. (...) Сначала были кони. Это первое потрясение детства. Я мечтала быть тогда кучером, потом кавалеристом. Даже Пушкина я узнала через коней: "Песнь о вещем Олеге", "Что ты ржешь, мой конь ретивый?" и уж, конечно, конь Руслана и затем вся поэма "Руслан и Людмила". Я ее знала наизусть в 7 лет, читала вслух и играла в поле, изображая сразу и коня и Руслана. Это было открытие поэзии Пушкина.
Потом в 16 лет я прочла о Гамлете, принце датском. И это потрясло меня на всю жизнь. Мой любимый герой стал Гамлет. Это было открытие глубины человеческого духа и мысли, открытие Шекспира.
Театр я узнала очень рано. Меня, к моему счастью, водила в оперу моя тетушка Люся - страстная театралка - и я в три года пересмотрела весь репертуар Экспериментального театра (филиала Большого). Это был мир музыки и красок. В семь лет я начала учиться музыке и уже пыталась сочинять. Сочиняла я и стихи.
Потом был драматический театр. Сначала МХАТ. Замечательный артист Н. П. Хмелев, его Каренин, царь Феодор, Турбин, Тузенбах, князь в "Дядюшкином сне". Он собирался играть Гамлета. Это решило все. Я стала следить за ним и написала его портрет в роли Каренина. Подарила ему. Он восхитился чрезвычайно, разволновался, хотел даже сам его заканчивать... Передал портрет в музей МХАТ.
(...) Затем был Московский архитектурный институт, замечательные студенческие годы, друзья на всю жизнь. Война. Она словно спрессовала нашу юность. А пережитое в юности ощущается более глубоко и неизгладимо врезается в человеческую память".
С первых же дней войны мама работа медсестрой в затемненной прифронтовой Москве, перевозила раненых с вокзалов и аэродромов в госпиталя. И вела дневник. Делала зарисовки. Все это ожило много лет спустя в повести "Аудитория - война" и гравюрах. Ее разносторонние дарования - художник, архитектор, писатель, музыкант - получили широкое признание у современников.
"Музыка с детства была со мною. Думала, что стану музыкантом, но архитектура взяла верх. Музыка же осталась (...) на всю жизнь. Я всегда без страха играла перед большой аудиторией. Сочиняла тогда, когда не могла не сочинять. Одна из первых вещей была написана в страшный и памятный москвичам день 16 октября 1941года. Я музыку Бетховена тогда играла, чтобы себя поддержать, хотя мне говорили: нельзя его играть, он немецкий. Он общий, а не немецкий, обижалась я.
Классика всегда меня особенно привлекала. Когда еще не было не то что внуков, но детей, мы с мужем сочиняли музыку вместе. Он много и охотно импровизировал и давал мне нередко темы для музыкальных сочинений.
(...) Многому я научилась у Александра Сергеевича Пушкина. Слушая его слова, невольно входишь в звуковой ряд стиха Пушкина, а композиция стихотворения дает и композицию музыкальному произведению. Так на многие любимые стихи Пушкина мною написана музыка".
Вот в Москву приезжает английский театр и привозит "Гамлета".
"Я наконец дождалась, ведь в Москве тогда "Гамлет" не шел. Появление Пола Скофилда, его нервная игра, облик, голос необычайной силы и глубины - все меня потрясло. На спектакле я делала лихорадочные наброски в полной темноте, карандаш летел на пол, полевой бинокль мешал, томик Шекспира свалился под кресло... Меня точно оглушили. Шла пешком домой, держа в памяти то одну, то другую сцену".
Театр все больше входил в ее жизнь. Много маминых работ появилось на стендах музея и фойе театра Вахтангова. Она делала акварельные портреты актеров в ролях и для ролей. Потом обратилась к гравюре. В итоге появилось несколько альбомов и серий гравюр. Многие из них хранятся в музеях, многие опубликованы, в частности, в Англии.
"Я была знакома со всеми английскими Гамлетами - Полом Скофилдом, Джоном Гилгудом, Лоуренсом Оливье, Майклом Редгрейвом. Когда Охлопков ставил "Гамлета" с Марцевичем, меня пригласили помочь в работе актера над ролью. Я уже была в шутку известна как "шекспираида".
Результат - новые серии гравюр, которые создавались прямо у нас, у детей, на глазах.
Приезд американского пианиста Вана Клиберна. Первые наброски мама выполняла с экрана телевизора в квартире соседей.
"Гравюры я сделала за два дня. Когда они были напечатаны на хорошей бумаге, сделаны надписи на русском и английском языках, изготовлен холщовый альбом, я показала его заведующему отделом советско-американских отношений в Воксе. Он долго смотрел эти гравюры и с чувством сказал: "Это Ван Клиберн должен видеть". На другой день я была представлена Вану Клиберну".
Мама преподнесла ему альбом гравюр и стала "главным художником" пианиста, который потом издавал свои пластинки с этими гравюрами на обложке.
Мама любила и прекрасно знала балет и оперную музыку, могла рассказать и спеть наизусть многие оперы нам, детям. Особое место в ее работах занимает выдающийся русский тенор Сергей Яковлевич Лемешев. Она много лет ходила на спектакли в Большой и рисовала певца, запечатлев его в партиях Ленского, Вертера, Альфреда, Германа, Ромео...
Театр и музыка составляли неотъемлемую часть творческой жизни Ираиды Кадиной. Она создала при ЦДА литературно-музыкальную студию "Орфей", спектакли которого пользовались неизменным успехом.
С 1960-го и до самой своей смерти (1996) Ираида Кадина преподавала в прославленном Строгановском училище композицию и рисунок, читала лекции по истории пластики и советского искусства. Ею выпущено более 100 дипломников - скульпторов-монументалистов. Семь дипломных работ, выполнявшихся под непосредственным руководством Кадиной, осуществлены в натуре. Среди ее выпускников - скульпторы и живописцы Болгарии, Кубы, Монголии, Вьетнама. Она написала ряд учебных пособий и программ по курсу "Композиция". В 1996 году вышла в свет ее монография "Монументально-декоративная скульптура" с авторскими иллюстрациями.
Ираидой Кадиной создано более 300 творческих работ - проекты мемориалов и мемориальных досок (в частности, авиаконструктору Лавочкину, академику Б. Иогансону, народному артисту СССР Станицыну, маршалу Коневу, космонавту Беляеву - в сотрудничестве со скульпторами А. Н. Бургановым, Г. Д. Жилкиным, А. В. Соловьевым), живопись, графика, портреты выдающихся мастеров искусства. На общественных началах она разработала проекты мемориалов воинской славы в Ховрино, в Москве, в селе Аксаур на родине отца, в Леоново под Чеховым, в селе Богородицком под Вязьмой.
конецформыначалоформы
Она вела разностороннюю общественную деятельность: в стенах Строгановки много лет возглавляла культурно-просветительскую работу, в Доме Дружбы - Правление общества СССС-Великобритания. Будучи человеком разносторонне одаренным, Ираида Кадина притягивала к себе людей незаурядных. Круг ее общения - тема отдельной книги. Вот только некоторые имена: С. Я. Маршак, А. А. Аникст, Е. С. Булгакова, Н. А. Бенуа, епископ Саратовский и Вольский Пимен, Г. С. Уланова, С. Я. Лемешев, К. С. Мельников, английский график Джон Биггс... Многолетняя дружба с Николаем Бенуа вылилась в монографию о нем. Эта работа - только часть литературного архива Ираиды Кадиной, который, безусловно, заслуживает того, чтобы быть опубликованным.
С моим отцом Юрием Петровичем Жернаковым она встретилась в 1946 году в Кишиневе. Там на Архитектурной даче собрались студенты-старшекурсники. "Друзьям своим я сказал, что Иру Кадину до сих пор не знал, на что они крайне удивились и даже негодовали, что со мною такое произошло. Про себя я подумал, что завтра обязательно пойду к Кадиной и там разберусь". В Москве знакомство возобновилось. В мае 1947 года Ираида и Юрий стали мужем и женой. Мама уже работала в Академии архитектуры, а папа попал в ГИПРОгор по рекомендации академика А. В. Щусева, прежде показав ему свои акварели. Отца всегда привлекала живопись. Он даже на войне находил возможность писать при помощи пальцев этюды на коробках "Беломора" случайно найденными масляными красками. "Засверкало солнце, и так красив стал лес, что вы невольно остановились и, затаив дыхание, созерцаете увиденное. И обуяла вас милая "жадность". И вот уже новый картон в руках, и палитра с остатками красок открыта. И тогда быстро окунаете кончик второго или третьего пальцев руки в одну, другую, третью краску. Мешаете их с белилами на палитре и намечаете полоску неба. Затем таким же едва заметным прикосновением вы получаете и лес, и поле, и даже детали. Этюд сделан, в нем что-то есть и даже более".
конецформыначалоформы
Отец необыкновенно любил природу и прекрасно знал ее. Он родился и вырос в живописнейших местах Брянщины. "Оказавшись среди природы, лучшее, что надо сделать, это молчать. При этом увидишь и услышишь многое, многое поймешь. Побудьте в мае в лесу! Вдохните влажного весеннего воздуха, и будет ощущение, что вы вошли в природу. Вам станет легко и возникнет едва уловимое чувство радости".
В 1923 году семья переехала в Москву, где Юрий окончил школу. Он уже тогда неплохо рисовал, и его выбор пал на Архитектурный институт. "Храм искусств ошеломил меня, и я какое-то время стоял неподвижно и рассматривал античные скульптуры". Экзамен он сдал, но в списках себя не обнаружил. Поступил уже после армии. Пятый курс завершился весной 1941 года. Потом было военное училище, передовая под Воронежем, бой против танков Манштейна, ранение. Обо всем этом отец написал прекрасные воспоминания, которые, надеюсь, будут когда-нибудь опубликованы.
Работая в ГИПРОгоре, отец познакомился с Иваном Леонидовым. Какое-то время они трудились вместе. "Моя позиция в архитектуре еще не отличалась стойкостью убеждений, в то время как (...) у Леонидова она вытекала из его восприятия мира, из его способа мышления. Дважды я побывал у него дома. Там я увидел несколько макетов конкурсных проектов, из тех, что вошли потом в монографию о нем".
Проектной работой (жилые дома и школы) отец занимался недолго - с 1947 по 1960 год. Проект дома на Первомайской улице осуществлен в натуре. Продолжал заниматься живописью, увлекся гравюрой. Вместе с мамой они иллюстрируют книгу Б. Бродского "Каменные страницы истории", делают ряд мемориальных досок.
С 1961 по 1986 год Юрий Жернаков преподавал в Строгановском училище такой нелюбимый художниками предмет, как начертательная геометрия. Но лекции свои он проводил непринужденно и виртуозно. Его "Записки преподавателя" полны юмора и занятных наблюдений.
Отец свободно владел всеми техниками: масло, пастель, акварель. Работы его пользовались неизменным успехом как на выставках в ЦДА и МГХПУ, так и у частных коллекционеров. Особенно любил он пейзажи средней полосы России с их тихой грустью и затаенной силой. "Природа - неиссякаемый источник. Восхищайся, люби и понимай природу! Она всегда обновляет чувства и облагораживает человека. Каждый день так интересен!"
Последние годы он отдавал предпочтение пастели. Созданные им морские пейзажи никого не оставляли равнодушными. "Если присмотреться, то в морских пейзажах моих достаточно разнообразия, хоть иногда кажется, что я повторяюсь. (...) Я знаю и видел детали и закономерности движения воды, и этого достаточно. Детали - это то, чем только художник и может убедить себя и зрителя в замысле. Иногда замысла нет, или просто соскучился по морю и хочется побродить по прибрежным скалам. Начинаешь работать, и оно предстает перед тобой в мельчайших деталях цвета, рисунка, звуков. (...) Детали, однако, надо так крепко связать, чтобы был единый замысел, и влага парила в воздухе, и пространство едва охватывали глаза, и шум прибоя был слышен в воздухе".
В таких семьях, как наша, дети, как правило, идут по стопам родителей. Мы с сестрой Еленой - не исключение. Творческая атмосфера окружала нас с самого детства. Мы имели возможность не только наблюдать за работой родителей, но и творить рядом с ними. Засыпали под музыку Рахманинова, Чайковского, Шуберта. Мама водила нас в театр на оперу и балет, папа вывозил на природу. В доме часто собирались и играли музыканты. Мы очень много, не по возрасту, читали. Елена делала иллюстрации к прочитанным книгам. Посещение театра сопровождалось зарисовками танцев и импровизациями на тему увиденного.
В результате семейную традицию мы продолжили, только окончили не архитектурный институт, а Строгановское училище.
В качестве архитектора Елена Жернакова совместно со скульпторами А. Карташовым, Е. Шеловой, П. Степановым выполнила ряд проектов монументально-декоративной скульптуры и мемориалов воинам Великой Отечественной войны. С 1980 года она как член МОСХа по секции графики участвовала в выставках молодых художников Москвы, демонстрируя там пейзажи, портреты, графические листы к литературным произведениям. Много труда и времени она отдала изучению народного танцевального костюма; в содружестве с хореографами ею были выполнены рисунки костюмов, изданные Министерством культуры СССР в специальной серии "Хореографические произведения" для танцевальных коллективов.
В 1986 году - последнем в недолгой жизни Лены - она сделала свой перевод "Слова о полку Игореве", стараясь максимально близко передать музыку подлинника, а также иллюстрации к "Слову", из которых успела завершить лишь часть. Вот отзыв на эту работу доктора филологических наук, профессора В. Кускова: "Перевод Елены Жернаковой привлекает бережным отношением к древнерусскому тексту, отсутствием "вольных" домыслов в истолковании "темных мест". Перевод стремится передать аромат древности, неповторимую красоту старинного русского слова. Елена Жернакова вложила в этот труд чистоту и трепетность своей юной души, и это придает ему неповторимою прелесть ясности и простоты".
Свою дорожку в мир искусства прокладывают ныне и внуки Ираиды Кадиной - мои дети Георгий и Елена. Мне остается лишь добавить, что я преподаю композицию на кафедре монументально-декоративной скульптуры Строгановского университета. Стали архитекторами также два моих двоюродных брата: Константин Шулика - член творческого объединения ТАФ, Александр Жернаков успешно проектирует и строит в Подмосковье; дочь последнего Анна Жернакова - дизайнер в журнале "Newsweek".