Величайшая заслуга Екатерины II в том, что эти русские не пользовались у нее большим значением. Разбирая главных деятелей ее царствования, <...> мы увидим, что большим влиянием пользовались и прославились братья Орловы, Румянцев, Суворов, Безбородко, Сиверс и Завадовские, но прежде всего и более всего - Потемкин. Разве этот гениальный государственный человек не был возвышением всего русского, неподдельного, коренного, церковного и стихийного? Екатерина могла забавляться французскими остротами Нарышкина, прислушиваться к мнению Н. И. Панина - поклонника шведских порядков, быть снисходительной к Мамонову и «любить» Ланского, но особого влияния в государстве они иметь не могли, хотя бы и Зубов - деятель «эпилога». Екатерининские орлы были люди русские в полном и широком значении этого слова. И только потому они и прославили век Екатерины, сумевшей всегда различать настоящее от подделки. Она опиралась всегда на сильных людей русского закала, высшим представителем которых был «великоподданный князь Тавриды».
Взгляните внимательнее на обычаи двора того времени, посмотрите «камер-фурьерские журналы», путешествия, сообщения иностранцев и дипломатов о нравах - везде вы увидите, что мы еще живем старым, допетровским бытом. Русское имя, русские интересы стояли на первом плане. Нет, Екатерина не заслужила упрека в потворстве иноземному. Она и - как бы ни показалось это странным - только она окончила период Древней Руси.
Если между Русью XVII и XVIII века ощутительно различие, хотя далеко не в той степени, как это принято почитать, то и переход от XVIII в XIX век представляется достойным большего внимания, как бы оно ни казалось странным. Реформы Петра были, конечно, крупны и глубоки, они имели в виду благо России; иноземщина времен Анны Иоанновны, бироновщина и далее французомания - как и позднейшие «мании» - не имели корней. Русское имя, русские чувства, русский ум, русские предания, нравы и обычаи господствовали. Значение Церкви в жизни двора и общества не было поколеблено при Екатерине II, наоборот, царствование Екатерины - это было унаследованное от Елизаветы, но закрепленное торжество русского начала. Повторяю: «Древняя Русь» закончилась «веком Екатерины».
На рубеже столетий царствование Павла быстро прошло, как бурный вихрь. <...> Новое царствование заменило судорожные порывы павловских времен. Оно началось двумя неожиданностями. Первая была - вступление на престол, вторая - слова манифеста: «Буду царствовать по духу и сердцу премудрой бабки моей» и пр. И была то явная неточность, потому что император Александр не сочувствовал своей бабке и вовсе не думал следовать ее примеру.
В начале XVIII века - Петр Великий. В начале XIX века - Александр I. Под влиянием нового двора создается новое общество.
Теперь мы подошли к концу XIX столетия и вступаем в XX. Доживает свой век и наше современное светское общество, остатки когда-то блестящего поколения, порожденного направлением времен Империи; вот где его начало; отсюда его предания и его безличие. Екатерина тут ни при чем. Наше светское общество - наследие позднейших времен, оттого на нем и печать вырождения. Оно и понятно: наш современный строй еще живет этими позднейшими преданиями, тогда как бездна уже отделяет его от времен Екатерины!
В руках императрицы Марии (матери Александра I Марии Федоровны. - В. Д.) сосредоточился главный нерв, которым живут поколения, то направление, которое дается ему матерями и женами, создающими общество. Она взяла в свои руки женское воспитание. И следует признать, что последовательность и стойкость, с которыми поведено было дело, достойны всякого сочувствия. Тогда положено было начало той благотворительности, которая и при достижении хороших результатов все же недостаточна.
В сущности, главная основа известного женского воспитания метко схвачена была еще императрицею Екатериною, когда она писала Гримму о тех, которые, по ее мнению, «будут держать себя прямо, заботиться о своем стане и цвете лица, есть за четверых, благоразумно выбирать книги для чтения, и напоследок из них выйдут отличные граждане для какой хочешь страны». Вот эта именно «пригодность для какой хочешь страны», совместно с внешней безукоризненностью приемов, не составляет ли существенного отличия известного воспитания? Всякий застой и известная затхлость естественно вызывают противодействие, и одна крайность приводит нас нередко к другой, не лучшей. Итак, дело воспитания русской женщины - в том числе и светской - перешло всецело в новые руки. Оно не касалось императора Александра I, главная деятельность которого была направлена за пределы России. Всеми помышлениями, мечтаниями своими он принадлежал «Западу».
В течение XVIII века один только Петр Великий перешел границу своего государства, и притом как чернорабочий - для изучения и познания всего пригодного в Европе для нужд своей родины. Преемники его уже не покидали России. Екатерина II принимала у себя прусского принца, шведского короля и императора Священной Римской империи, сама же она не появлялась у них. <...> Император Александр I первым после Петра перешел пределы России и появился в Пруссии во всем ослепительном блеске юности, но еще весьма неопытный.
«Рядом с незатейливой пестротой короля прусского, - говорит немецкий голос, - трудно уловить русского императора в сложном разнообразии всего его существа. Великодушный и благородный, мечтательно воодушевленный всеми обещающими счастье человечеству идеалами XVIII века и в то же время недоверчивый, недоступный, полный мистических глубин в душевной своей жизни, а еще более в своей фантазии, при этом натура, вполне направленная к внешности, преисполненная деловых стремлений, самодовольства, славолюбия - жажды успехов... Императрица Екатерина, давая внуку имя Александр, указала ему на путь господства Востоком. Император Александр скоро убедился в призвании своем быть спасителем мира западного, примирительным освободителем могущественной польщизны, а также порабощенной Францией Европы - и самой Франции, порабощенной Наполеоном». <...> Тильзитские увлечения вчерашним врагом были началом мечтательной политики и усиленного тяготения к Западу, временно задержанного 1812 годом, являющимся как бы посмертным эпилогом царствования Екатерины. Александр бессознательно, но явно предался недоброжелателям России. Бесцельные войны ради чужих интересов, Священный союз, отречение от Червонной Руси, восстановление Польши, конституционные заигрывания на западный лад, мистицизм, заменивший равнодушие, <...> продолжительное заграничное пребывание войска, чужие влияния на умы военной молодежи, чужие идеалы рядом с разгаром военных поселений и крепостного права - вот зародыши движения, закончившегося 14 декабря 1825 года. Добавим пошатнувшееся семейное начало (внебрачная связь с Нарышкиной, рождение от нее любимой дочери) и женские влияния: разве сего недостаточно, чтобы сбить и правительство и общество с прямого русского государственного пути?
Общее увлечение всем иностранным в связи с незнанием всего родного - все это процветало в царствование Александра I. <...> Настала мрачная эпоха упадка искусства, равнодушия к старине, к преданиям и урокам прошлого. Карамзин является среди этой обстановки блестящим анахронизмом. Его отношения к Александру и Елизавете Алексеевне (супруге Александра I. - В. Д.) искусственны. По существу они чужды друг другу. Сперанский - этот «огромного размера чиновник», по выражению князя Вяземского, был верным выразителем своего времени.
С продолжительным царствованием Александра I усиленно водворяются в России иностранцы. Но то не были иностранцы петровского времени, которые настолько были терпимы, насколько они служили России. Петровские иностранцы, занимая по даровитости своей высокие посты, не заслоняли собой способных русских людей. Бездарным иностранцам при Петре ходу не было. Вспомним герцога де Кроа и фельдмаршала Огильви, которого Петр не затруднился заменить русским.
Иностранцы александровского времени явились на службу русскую, за немногими исключениями, с целями личными, иногда даже антирусскими. Но это внешнее течение не столь было еще сильно, как другое подспудное иностранное течение, проявившееся в особенности после 1812 года путем французов-гувернеров и английских руководительниц. В светском обществе Петербурга появились дома, уже сложившиеся совершенно на иностранный лад, сделавшиеся рассадником такого иностранного нашествия.
Дом канцлера Нессельроде как представителя России перед Европою был центром, благоприятным всему подобному. Далеко мы уже отошли от дипломатов времен Екатерины. Старик Румянцев оказался при Александре непригодным. В нем одном, однако, по признанию Талейрана, чувствовался законный отпор притязаниям Наполеона.
Мы назвали дом Нессельроде потому, что он представляется нам типичным образцом нового направления. Прибавим к тому польские течения, сложные отношения к Чарторыйскому, и тут же все эти Бетанкуры, Ланжероны, Ришeлье, Пфули, Винценгероде (и tutti quanti) на русской службе, а рядом отставные барабанщики de la qrande arme’e в качестве outchiteler при дворянских детях, а модистки в виде гувернанток, и в результате получим ясную картину того, как далеко мы отошли от напудренных голов екатерининского времени, у которых под французским камзолом все же билось чисто русское сердце!
Могла ли система воспитания начала века дать нам таких русских женщин, каких мы видим в XVIII веке? У нас охотно вспоминают о Салтычихе и поют все старую излюбленную песню о разгаре крепостного права при Екатерине - но не следует забывать, что Салтычиха была уродливым исключением и что рядом с нею стоят такие женщины, как Наталья Долгорукая, Екатерина Головкина, «послушная и верная жена» графиня Румянцева. Возможны ли такие женщины позднее? Они еще могли существовать в среде среднего поместного дворянства, до которого еще не дошло веяние моды и двора. Среднее дворянство еще жило по старине, да и при дворе еще не все поголовно подчинялось новому направлению. Но это меньшинство было не всегда в авантаже.
Наступило царствование Николая I. Мы знаем, при каких условиях он взошел на престол, при каких условиях он рос и воспитывался. У него не только профиль Екатерины, у него был и ее ум. Он ли виноват, что наследие прошлого разразилось именно в начале его царствования?
Тогда сходит со своего земного поприща и императрица Мария, и место ее занимает другая царица. Она горячо любила своего мужа, а через него и Россию, она дала ему домашний очаг и счастье. Она была добра и верна в своих привязанностях. Семейный быт при дворе окреп, и это отразилось благотворно на расшатанном обществе. Твердость и ясность непреклонного взгляда заслужили Николаю I всеобщее уважение, что признали и его враги.
Общество оживилось - 1830-е и 1840-е годы в светском отношении были временем блестящим. Музыкальные знаменитости развивали изящный вкус общества. Литература дала нам Пушкина, музыка - Глинку, живопись - Иванова. Императрица Александра Федоровна довольствовалась тем, что у нее семейный быт поддерживался на здоровых началах, в лице же Николая I общество сознавало видимое воплощение «русского Царя». В самом обществе были центры общежития, совершенно независимые. Они оживлялись, когда все русское находило опору и поддержку. Святительский престол Москвы тогда был занят Филаретом. В Тавриде прославился вития Иннокентий. В Киеве служил умилительным примером нищий духом архипастырь Филарет. Чуждый элемент встретил сильный и победоносный отпор в самом обществе, усиленном элементами старого поместного дворянства. Москве возвратили подобающее ей значение. Во главе ее управления долго стоял доблестный князь Д. В. Голицын. Освобождение крестьян было определенно намечено. Мало того, оно составляло заветную заботу государя, сознававшего его необходимость...
19 февраля 1855 года вступает на престол император Александр II - благостный, любвеобильный, воодушевляемый лучшими намерениями... Мы знаем, из каких разнородных элементов состояло петербургское общество 1860-х годов. Видим и течения, которые в нем боролись. Небывалый в истории перелом, связанный с отрадным великим всемирным событием, и рядом небывалый разгром (имеется в виду Крымская война. - В. Д.) - все это совершилось на наших глазах.
Ошеломленное, сбитое и смешавшееся общество, лишенное устоев, поплыло по мягкому течению...
1 марта 1881 года на престол вступает император Александр III. Тяжелое наследие и великое бремя достается на его долю. Смутное, тревожное, болезненное время выдвигает величавый образ императрицы Марии Александровны. Подобно Великой Екатерине, ее мощный и сильный ум, изучая Россию, сознавал всецело необходимость слиться с нею умом и чувством. Общение с выдающимися людьми своего времени утвердило императрицу Марию Александровну в ее убеждениях. Отражение благотворного влияния матери неизбежно. Оно дало нам императора Александра III».